Мифологичность познания - [17]

Творчество, в более широком смысле взаимодействие объектов вещественного мира, кроме долга, комплекса неполноценности и вины, обусловлено волей к жизни. В основе последней находится жизненный импульс, полученный объектом при своем зарождении. В принципе, четыре эти толчка к творчеству — метафоры одного и того же, назвав которое, мы получим еще одну аллегорию.

Австрийский психолог Альфред Адлер в полемике с Фрейдом косвенно подтвердил мысль о зависимости творчества от комплекса неполноценности человека. В своей компенсационной теории творчества он рассматривал науку, искусство и другие области культуры как способ компенсации человеком своих недостатков. Каждый человек изначально обладает творческой силой, утверждал он, благодаря которой может управлять собственной жизнью. При этом творческая неудовлетворенность составляет главную подкладку наслаждения. Как только желание нами достигнуто, писал он, снова возникает неудовлетворенность, и мы вечно переходим от страдания к скуке и обратно через кратковременные промежутки неполного удовлетворения.

Выгода возвращения долга состоит в свободе от него, то есть от своей вины и неполноценности, поэтому Кант назвал его бескорыстным. Выполнение своего долга, иными словами, реализация своих природных способностей, наикратчайшим и единственным путем ведет сюрреалистическое существо к жизни с человеческим достоинством.

В условиях мирового творческого процесса мастер, Ноосфера и материал переплетаются между собой, и отделить эту троицу друг от друга может только тщеславие. Менделеев, Эйнштейн, впрочем, как и все остальные великие люди на земле, стали такими, какие они есть благодаря недооцененному людьми их окружению, и главное, благодаря открытиям в Ноосфере, к которым причастны все взаимодействующие объекты физического мира. Эти открытия бомбардируют головы потенциальных гениев, и лишь некоторые из них достигают своей цели, потому что большинство потенциальных изобретателей еще в детстве превращены в винтик государственной машины, и они, вкрученные в нее, не в состоянии нормально взаимодействовать со своей естественной средой, Ноосферой.

У каждого физического объекта свой личный оригинальный долг перед вселенной, свой творческий потенциал, свой спектр взаимодействий, и все объекты важны и необходимы для осуществления общей цели приобщения физического мира к полному знанию о вселенной и совершенному сознанию, поэтому мы желаем, чтобы люди славили не только авторов, на голову которых упало яблоко, но и всех безвестных, творцов этого яблока во вселенной или не славили никого. То же самое относится и к спискам, цитируемых авторов, в как бы научных изданиях. В них следует перечислять все объекты взаимодействий в мире (мотылек полетел в другую степь и яблоко от этого не сформировалось или упало на чью-то голову в другой галактике) или не перечислять никого.

В идеальном мире наши два рода познания сливаются в один. Восток утверждает, что в чувственный род познания — до пустоты, ибо, когда все безошибочно ощущаешь, в разуме нет необходимости. Запад, начиная от Аристотеля, доказывавшего, что «бытие есть мышление о мышлении», склоняется к тому, что разуму, обладающему полным знанием, чувства ни к чему. Кант предполагал, что чувства и разум имеют какой-то общий корень, но не успел докопаться до него. Позиция Канта в этом вопросе нам видится более сбалансированной, поэтому попробуем как-то приблизиться к этому корню.

Чувственное познание, в том числе интуитивное, имеет нравственное содержание. Говоря о чувствах применительно к миру, объекты которого осознают абсолютную истину, мы должны понимать, что в нем имеют смысл только высшие чувства, похожие (других аналогов у нас нет) на высшую мораль человека. Йоги, чтобы достичь этого мира, известными практиками освобождаются от низменных чувств, останавливают мыслительный поток, а затем избавляются от любых чувств, чтобы окунуться в полную безмятежность. В массовом масштабе такая практика непродуктивна, так как вместе со всеми чувствами йог освобождается и от чувства долга, высшего нравственного принципа и единственной двери в идеальный мир. В своей нирване он фактически пытается законсервировать себя в вещественном мире до лучших времен.

Чувство долга важнее разума и всех остальных чувств. Недаром, когда человек оказывается перед трудным выбором, говорят, делай, что должно, и разумное решение сложится само собой.

В идеальном мире высший принцип нравственности — долг — тоже реализуется в творчестве, но не для достижения чего-то (там есть все), а ради самого творческого процесса, Игры; и тут уже прав Аристотель, так как без участия разума творчество невозможно. Что, опять два рода познания? Едва ли. Рискнем предположить, что чувства и разум, которыми обладает вещественный мир, сублимируют в мире идеальном в высшее блаженство, любовь.

Любовь — это не только чувства, а их симбиоз с разумом, проявление чувственного разума или разумного чувства. Любовь — синоним абсолютной истины и высшей нравственности. Из всех известных нам разновидностей любви ближе всего к чувственному разуму или разумному чувству, то есть к высшему блаженству, находится христианская любовь.