Меж двух огней - [9]

Сержант Букатов, ни к кому не обращаясь и глядя в землю, сказал:

— Отставить споры! — И, подняв голову, обвел всех суровым взглядом.— Слушать приказ. Мы свою задачу выполнили и... возвращаемся. Идти на таком расстоянии от дороги, чтобы можно было заметить появление против­ника. В перестрелки не вступать. Ясно? Чижов и Лука­шик, пойдете первыми. По одному, дистанция десять мет­ров, шагом марш!

Пригнувшись, осторожно шли бойцы, время от време­ни поглядывая в ту сторону, где светлела серая полоса дороги.

Тяжелые колосья били в грудь, цеплялись за ремень винтовки, длинные стебли стлались наземь, белая солома под ногами смешивалась с песком, на глазах чернела.

Лукашик шел и думал о том, как калечит война все живое на земле — от растения до человека. Она развязы­вает инстинкты, и перед ними начинает терять силу чело­веческий разум.

Лукашик уже сам без сожаления начинал топтать рожь, зеленую, сочную картофельную ботву; потом месил сухой, поросший сурепкой пар, и ноги, казалось, шагали сами, а глаза не видели, куда он идет и зачем... Силы ухо­дят, хочется пить, давно пора перекусить; а они все идут и идут, и не видно конца этой трудной дороге.

— Стой! — как из-под земли, донесся сзади хриплый голос сержанта.— Подтянуться...

Измученные бойцы понемногу собирались в кучку. Лукашику сразу бросилось в глаза, что у многих не хватает лопаток, противогазов, штыков.

Сержант тоже видел это, но молчал. Только челюсти его двигались, будто он жевал что-то.

— Винтовку никто не потерял? — язвительно спросил он наконец, когда подошли последние бойцы.— Предупре­ждаю: когда вернемся в часть, никаких разговоров о том, что было и что видели. Буду говорить я. Ясно? Пошли!

Вскоре они были на месте. Батальон занимал оборону по обе стороны шоссе и железнодорожной линии, выставив вправо и влево крылья-заслоны. Желтела свежевскопанная земля, замаскированная полынью, мятликом и ветками тополей. В ячейках полного профиля копошились бойцы. Тут же сушились портянки, бренчали котелки. Невдалеке дымила кухня. Вся группа направилась сразу к ней.

...Смеркалось. Укрывшись шинелями, прямо на земле спали бойцы отделения сержанта Букатова. Вдруг сквозь сон до Лукашика долетели слова:

— Комбат вызывает бойца Лукашонка.

Кто-то вблизи пробормотал под нос:

— У нас такого нет,— и, кряхтя, перевернулся на дру­гой бок.

— А мне сказано, что есть! — уже на высокой ноте прозвучал молодой голос.— Лукашонок или Лукашик — черт вас знает! Живо к комбату!

Лукашик со словами «не дадут поспать» встал и потя­нулся. Потом протер глаза — в них будто песок попал.

— Пошли... Куда идти? — спросил он у подтянутого молодого бойца в хромовых сапогах.

— Иди за мной, быстрее.

Прошли метров двести и очутились перед входом в не­давно построенный блиндаж в четыре наката, старатель­но обложенный дерном и замаскированный. Вход был за­вешен новой плащ-палаткой. Вестовой вошел первым, за ним, пригнув голову, ввалился Лукашик, нечаянно задев прикладом вестового.

Тот оглянулся и сердито цыкнул. Лукашик собирался сначала доложить комбату по всем правилам, но вестовой своим цыканьем сбил его с толку. Лукашик стоял навы­тяжку и молчал.

Капитан Фирсов, чернявый мужчина средних лет, си­дел, ссутулившись, за столом из свежих неструганых до­сок и изучал карту. В землянке было тесно: всюду стояли ящики защитного цвета, чемоданы. На одном из них раз­местился полевой телефон.

Когда вестовой доложил, что привел Лукашика, капи­тан встал и его голова с пилоткой на черных кудрявых волосах достала до круглых бревен наката. Он прищурил глаза и какое-то время смотрел прямо перед собой, будто никого не замечал.

— Как фамилия? — глухо спросил он наконец и ткнул пальцем в сторону Лукашика.

Лукашик удивился — вестовой же только что на­звал его.

— Фамилия Лукашик, товарищ капитан,— выпалил он одним духом.

— Не кричи, не глухой,— осадил его капитан. И уже резко, сам переходя на крик, сказал: — Ты что же, Лукашик, панику сеешь среди бойцов? Может, не знаешь, что паника — это измена? В такое вот время — измена и ни­что другое! А за измену — расстрел! И еще...— Тут капи­тан потер лоб, будто силясь что-то вспомнить, сдвинул на затылок пилотку.— Не разводи агитацию! Броневички, мотоциклы, пулеметики... Все это и у нас есть. Все есть! Все будет! Тебе нравится немецкая форма? — Капитан сделал два шага из-за стола и приблизился к Лукашику, который, совсем побелев, стоял навытяжку.— А своя не нравится? Да ты понимаешь, что говоришь? За такие сло­ва...— Капитан, видно, решил не повторяться и зашел с другой стороны.— Когда надо будет, всех вас в шелк оденем. Понял? Когда надо будет! И у тебя спрашивать не будем. Меньше рассуждать! Слушать приказы! Тут ар­мия, а не колхозное собрание. Слово командира для те­бя — закон! Сегодня ты послал к дьяволу сержанта, завтра меня, послезавтра... — капитан сделал паузу и, не решив­шись сказать, кого послезавтра, махнул рукой.— Всех, кто не будет выполнять приказы, будем рассматривать как предателей.

У Лукашика сердце оборвалось:

— Товарищ капитан! Разрешите сказать...

— Что? — Капитан словно забыл, с кем и о чем он го­ворит.— Не разрешаю! Слушать приказы — и выполнять!