ВЛАДИМИР ДОМАШЕВИЧ
1
Человек по натуре своей — искатель. Влечет его неизвестное и новое, загадочное и неведомое. А если еще человеку недавно минуло двадцать, если он только что переступил порог своей зрелости? Тогда человеку нет покоя...
Так случилось и с Валей Колейник, когда она окончила педагогический техникум и начала работать в подлесейской школе. Десятилетка для нее, еще неопытной учительницы, показалась тем загадочным и неведомым миром, к встрече с которым она давно уже в душе готовилась: новый коллектив, большой, незнакомый, новые обязанности, шумная и такая славная детвора.
Первый урок в своем третьем классе Валя запомнит на всю жизнь. Она смотрела на класс, но видела детей сквозь туман, не узнавала своего голоса — он был чужой, непослушный и доносился откуда-то издалека.
С удивлением она обнаружила, что не чувствует течения времени, а когда наконец взглянула на часы, не поверила своим глазам: урок заканчивался, она же успела только слегка познакомиться с учениками и расспросить, как они провели каникулы.
Валя не ощутила радости, услышав звонок. Ей хотелось, чтобы урок продолжался, ведь только теперь она овладела собой: прошла скованность, голос приобрел естественную силу и звонкость.
Два следующих урока Валя провела увереннее, но и они потребовали от молодой учительницы напряжения всех ее сил.
Возвращалась домой она усталая, но на сердце было спокойно: сделаны первые шаги самостоятельной жизни, а это немало значит.
Потихоньку улеглась тревога, день за днем крепла уверенность, что все будет хорошо. И постепенно смешными делались те страхи и опасения, которые чудились ей сначала, когда о.на только переступила порог школы.
Теперь Валя могла шире взглянуть на мир, могла наконец оглянуться на тех, кто ее окружал, познакомиться с коллективом. А учителя были самые разные, как по возрасту, так и по виду. Одни нравились ей меньше, другие больше, третьи были ей безразличны. Зато она вызвала всеобщий интерес. Мужчины посматривали на нее с затаенным любопытством, женщины и девушки — с легким недоверием и снисходительностью. Существовала и какая-то невидимая граница между учителями старших и начальных классов, которая не позволяла им сблизиться.
Однажды Валя пришла в учительскую раньше всех. Внимательно осмотрела себя перед зеркалом, поправила русые, вьющиеся от природы волосы, туже затянула поясок на тонкой талии. В эту минуту открылась дверь, и появился рослый молодой мужчина. Он подошел к длинному столу, за которым обычно сидели учителя во время перемен и «форточек», и начал что-то искать.
— Ага,— пробормотал он себе под нос, вытаскивая из-под кипы тетрадей толстую книгу в кожаном коричневом иереплете.
Вероятно, он почувствовал на себе заинтересованный девичий взгляд, так как внезапно оторвал глаза от книги и, не поднимая головы, исподлобья посмотрел на Валю. Рука его с книгой на миг застыла в воздухе.
— Вы, если не ошибаюсь, к нам работать? — Лицо его утратило прежнее суровое выражение, голос звучал мягко.
— К вам,— несмело ответила Валя.
— Ну что ж, желаю успехов.
Валя стеснительно поблагодарила. Она уже знала, что это физик по фамилии Лукашик, что о нем говорят разное, но вообще он, видно, человек неплохой, хотя и непонятный — ни с кем не дружит, ни к кому не ходит. Ей было приятно, что такой серьезный человек заметил ее, «зеленую» учительницу, и пожелал ей успехов. Она ждала, что Лукашик еще о чем-нибудь спросит ее, однако он, снова посуровев, положил книгу в толстый потертый портфель и тихо закрыл за собою дверь, не сказав больше ни слова.
Вечером, уже лежа в постели, Валя вспомнила встречу в учительской. Чем же тронул ее этот аскетически строгий с виду человек? Ничего определенного девушка не могла сказать, но она чувствовала в нем нечто такое, что влекло к себе, тянуло и вместе с тем отпугивало. И еще ей показалось, будто он таит что-то в себе и ни с кем не хочет поделиться своей тайной.
Работа не оставляла Вале ни одной свободной минуты. Девушке подчас не хватало опыта, чтобы выйти из какого-нибудь тупика, в который заводило ее живое течение школьной практики. Зачастую она тратила много сил и времени там, где хватило бы одной незначительной, но разумной меры. Однако Валя утешала себя тем, что усилия ее не пропадают даром: дети полюбили свою юную учительницу.
Лукашика, молодого физика с суровым выражением лица, она видела очень редко: иногда заставала его в учительской, изредка встречала на улице. Жил он возле самой школы и почти никуда не ходил.
Был в деревне свой клуб, по праздникам там собиралась молодежь — потанцевать, посмотреть кино. Приходили туда и учителя, особенно часто на колхозные собрания. Время было неспокойное: на западе бряцала оружием Германия. Недавно была разбита панская Польша, немецкие полчища топтали поля Франции, Голландии, Бельгии, высаживались в Скандинавии. Пахло дымом и порохом.
Но все это, казалось, совсем не интересовало Лукашика, и он редко выходил из дому. Иной раз только оставался на занятия физического кружка, который вел как преподаватель физики. Стефенсон, Макферсон, Лавуазье, Ломоносов, Попов — вот кто были его кумирами, кому он поклонялся, кого любил. Эту любовь он передавал и детям. Особенно тянулись к нему мальчишки,— они любили смотреть, как уверенно он доказывает опытами несостоятельность вечного двигателя или демонстрирует модель двигателя внутреннего сгорания.
