Меж двух огней - [11]

Лукашику хотелось какого-нибудь конца. В его душе росло недовольство тем, что делалось вокруг. Он совсем обессилел; ноги еле переступали — механически, равно­душно; плечи болели от лямок вещмешка и винтовки; пояс­ница ныла от патронташа и гранат. Ноги были потные, ступни скользили в ботинках — не помнит, когда разувал­ся. Хотелось пить. Так хотелось, что хоть ложись и поми­рай. Вся сила уходила с потом, который заливал глаза, ручейком тек между лопатками по спине; гимнастерка — хоть выкручивай.

— Скорей бы вечер,— шептал сбоку Солоневич.— Не могу, совсем ослабел.

А в ответ только мерное шарканье десятков подошв, только тяжелое сопение, только глухой звон оружия, только резкая, сухая команда: «Не отставать! Подтянуть­ся! Быстрее!» Залитые потом, потемневшие лица, лихора­дочный блеск глаз, потрескавшиеся губы...

Лукашику казалось, что это бегство не имеет никакого смысла, что оно только оттягивает время, что не сегодня-завтра немцы догонят их и сотрут в порошок гусеницами своих танков и бронетранспортеров. Правильнее было бы не переть по магистрали, а свернуть в сторону, и если уж идти, то подальше от этого муравейника, который так при­тягивает вражеские самолеты.

— Дорогу, дорогу! — донеслись сзади крики.

Лукашик невольно оглянулся и свернул влево. Их до­гоняла полуторка, еще новая, зелененькая, кузов закрыт брезентом. Мотор чихал на малых оборотах, буфер мед­ленно, как снегоочиститель, раздвигал живую солдатскую массу, а за машиной она снова смыкалась. В кабине сиде­ли двое: один — грузный, с бритой головой, другой, за ру­лем,— молодой, в милицейской фуражке и, как показалось Лукашику, с заплаканными глазами. Вдруг какой-то боец с забинтованной головой уцепился за борт и прыгнул в кузов. Через минуту в машине очу­тилось с десяток раненых. Будто ощутив излишнюю тя­жесть, она остановилась. Правая дверца открылась, пока­залась блестящая бритая голова. Человек в синей мили­цейской гимнастерке, которая трещала на его широкой груди, стал на подножку и, перекосив мясистое носатое лицо, крикнул раненым:

— Кто вам разрешил? Сейчас же очистить машину! Слышите?

В ответ раздался дружный смех, посыпались шутки и брань. Вокруг полуторки столпились бойцы. Всем любо­пытно было поглядеть, чем кончится спор.

Как всегда, в такой массе найдутся любители острых ситуаций. Рослый боец в лихо сдвинутой на правый глаз пилотке, держа перед собой винтовку, подошел к челове­ку в синей гимнастерке и легонько толкнул его в поясни­цу. Тот повернулся и сразу полез правой рукой в карман брюк. Это было, видимо, подсознательное движение, но боец понял его и в ту же секунду приставил винтовку к груди человека в синем.

— Не цапай, не успеешь! — с угрозой прошипел он.— Дай-ка сюда, что у тебя там. Быстро!

Человек нехотя вынул черный наган.

— Вы не имеете права! — все еще не сдавался он.

— А ты имеешь? Документы! Чья машина? — Боец в пилотке набекрень схватил наган и еунул себе в карман.

— Что это такое? Где ваш командир? Я вам покажу! Я буду жаловаться! — уже плаксивым тоном закричал че­ловек в синем.

— Не пугай! Что в машине? — не отступал боец.

— Казенное имущество! Вы не имеете права!

— Имеем, если на то пошло. Проверьте! — и боец мах­нул рукой тем, что сидели в кузове.

Те вмиг содрали брезент! Крик — трудно передать, чего в нем было больше: радости или злобы — вылетел из десятка грудей.

— А-а-а-х! Сволочь!

На дорогу полетели узлы — одеяла, перины, ковры.

— Браточки! — закричал боец из кузова.— Трофеи! Блюдечки, тарелочки! Ловите!

Он с треском раскрыл огромный рыжий чемодан и одну за другой подбрасывал вверх маленькие тарелочки, распи­санные золотом. Они разбивались об асфальт с едва слышным в шуме голосов звоном, рассыпаясь на мелкие брызги.

Мясистое лицо бритоголового неожиданно исказилось и он заплакал.

По колонне прокатился смех. Наверное, давно бойцы не смеялись так искренне и так дружно, как теперь, гля­дя на слезы этого грузного здоровилы, который плачет из-за каких-то несчастных блюдцев.

Встревоженные задержкой, к машине пробирались командиры. Впереди шел коренастый капитан с наганом в руке, за ним протискивалось несколько лейтенантов. Бойцы нехотя давали им дорогу, Оглядывались и невольно отступали от машины.

За эти короткие минуты движение на шоссе останови­лось, образовалась пробка. И неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы в небе не послышался тревожный рев самолетов.

Они летели с юга, их было немного, но по тому, как они кружили, не придерживаясь строя, чувствовалось, что они высматривают что-то на земле. Первый круг над шоссе они сделали без единого выстрела, только зловеще чернели кресты на их крыльях. Образовав замкнутый круг, как карусель, они ринулись со второго захода на дорогу, зале­тая с тыла.

Пронзительный рев моторов прервался круглым и звучным взрывом бомбы. За первой посыпался целый дождь. Гул и взрывы, гул и взрывы...

Бойцы кинулись в поле, дорога вмиг опустела,— оста­лась только маленькая зеленая машина да несколько рас­пластанных тел. Тела лежали недвижимо, а машина вдруг ожила, рванула с места и как-то неуверенно, зигзагами по­катила по шоссе.