Мейсенский узник - [18]

Внешний оптимизм Бёттгера резко контрастировал с его внутренней подавленностью. Доказывая комиссии, что производство фарфора будет успешным, он тем не менее помнил, что король требует золота. Эта мысль повергала Бёттгера в отчаяние. Он забросил поиски золота в надежде, что Август удовольствуется фарфором и отпустит его на волю, однако король явно не собирался забывать прежние обещания алхимика.

Тем временем печальная участь постигла одного из его собратьев в Берлине. После исчезновения Бёттгера прусский король Фридрих, понимая, что шансы поймать беглеца невелики, взял на службу неаполитанского алхимика Доменико Мануэля Каэтано, который с большой выгодой для себя (хоть и с немалым риском) демонстрировал трансмутацию во многих городах Европы. Фридрих не знал, что незадолго до того, в Брюсселе, Каэтано получил шестьдесят тысяч гульденов под обещание умножить их многократно и тут же загадочным образом исчез. Следующий раз он объявился в Вене, затем в Берлине, где убедил прусского короля, что нашел манускрипты неизвестного алхимика, в которых подробно изложен рецепт изготовления философского камня. Каэтано обещал получить золото в течение шести дней, и Фридрих вперед осыпал его деньгами, подарками и почестями. Прожив шесть дней в роскоши и довольстве, Каэтано вновь бежал — на сей раз в Гамбург. Однако Фридрих выслал за ним солдат; алхимика отыскали и вернули в Пруссию. К августу король окончательно убедился, что Каэтано — жулик, и велел, в назидание другим шарлатанам, обрядить его в яркий златотканый балахон и вздернуть на городской виселице, которую специально для этого случая украсили золотой мишурой, а также отчеканить в память о событии особую золотую медаль.

Хотя Бёттгер, как и Август, по-прежнему верил в возможность получить философский камень, он наверняка понимал, что сейчас не ближе к разгадке, чем десять лет назад в Берлине. Эта мысль повергала его в тяжелую депрессию, и позорная участь, подобная участи Каэтано, представлялась ему неизбежной. Лучше было честно сознаться в своем провале — а там будь, что будет.

На исходе 1709 года Бёттгер в приступе отчаяния написал королю письмо с трогательными стихами, в которых признавал, что пока не может получить золото. Взамен он предлагал Августу свою жизнь:

Тот плод златой желанен королю,

Что слабая рука сорвать пока не в силах.

Взамен сосуд порфира и тинкаля

Она слагает у подножья трона

И сердце в том фарфоровом сосуде

Как жертву искупленья предлагает.

Впрочем, на счастье Бёттгера, мысли короля в это время больше занимала политика. В июле 1709 года Петр Великий разбил Карла XII под Полтавой. Поняв, что может получить назад польский престол, Август разорвал Альтранштедтский мирный договор, по которому признавал королем Станислава Лещинского, и заключил союз с Россией и Пруссией против Швеции. Теперь, из Варшавы, вопрос о том, что делать с несчастным Бёттгером, уже не представлялся таким значительным, как месяцы назад. Алхимик не сумел сделать золото, зато ему, по крайней мере, удалось получить фарфор, и если, как он обещает, производство окажется выгодным, вся Европа будет смотреть на Саксонию с завистливым восхищением. Кто знает, может быть, Дрезден еще поспорит с Парижем за звание столицы изящных искусств.

Однако войны обходятся дорого. Как ни хотелось Августу обогатиться на изобретении Бёттгера, денег хронически не хватало. Чтобы самому не входить в новые расходы, он решил привлечь внешних инвесторов: тогда весь риск ляжет на их плечи, а ему, в случае успеха, достанутся прибыль и слава. 23 января 1710 года к двери каждой церкви в Саксонии прибили прокламацию на четырех языках. В ней Август объявлял, что основывает королевскую фарфоровую мануфактуру и призывает вкладывать в нее средства, обещая значительную выгоду. Все желающие могли приобрести акции компании с доходом шесть процентов годовых в течение следующих двух лет, не считая дивидендов. В качестве дополнительного бонуса для акционеров доход этот будет выплачиваться фарфором по цене на двадцать пять процентов ниже продажной.

Однако осторожные саксонские купцы не очень-то верили в успех начинания. Дело было совершенно новое, ненадежное. Прокламация не вызвала бурного отклика, на который рассчитывал Август: желающих вкладывать средства в фарфоровую мануфактуру не нашлось. И вновь король был вынужден, скрепя сердце, финансировать Бёттгера из казны.

Покуда король ждал ответа на прокламацию и письма летали между Дрезденом и Варшавой, Бёттгер продолжал ставить опыты, ища более успешные рецепты фарфора. Незадолго до того он получил образцы чистого белого каолина из месторождения, принадлежащего богатому землевладельцу Гансу Шнорру фон Карольсфельду. Месторождение располагалось в Ауэ, городке в саксонской провинции Фогтланд. Шнорр наткнулся на глину при добыче железа и безуспешно пытался использовать ее на своей фабрике по производству синего кобальта. Пабст фон Охайн в качестве горного инспектора Саксонии посетил Шнорра в 1708 году и, приметив необычайно тонкую белую глину, тут же отправил в Дрезден образец.

В ходе опытов Бёттгер обнаружил, что глина Шнорра превосходит кольдицкую по двум важным параметрам: она была пластичнее и при обжиге получалась белее, потому что содержала меньше оксидов железа. А вот в качестве плавня