Место явки - стальная комната - [22]

Постигать Толстого мне в моей жизни помогали одни, писать пьесу о нем другие. И тех и других не очень много, но каждый из той породы, кого называют личностями, каждый — мастер в своей профессии. Как истинные таланты, они всегда были щедры на добро, легки в помощи, оказывались целомудренно бескорыстными и совершенно независтливыми. О помогавших в начале сказано выше. Теперь немного о тех, кто подключился потом…

Вот — Саша Свободин…

Начиная работу над пьесой, я завел большую толстую тетрадь в клеточку. Постепенно она целиком заполнилась выписками из толстовских дневников, из мемуаров, эпистол, из газет, выходивших к 80-летнему юбилею Толстого, а потом через два года — в связи с его кончиной. Их присылали в Ясную по просьбе Софьи Андреевны, а я обнаружил эту гору в библиотеке Толстовского музея на Пречистенке в углу не разобранной. Через шесть десятилетий газеты были как новенькие.

Так вот, на первой странице той моей рабочей и, всякому понятно, заветной тетради первой идет такая запись для памяти: «А. Свободин — приемный сын Николая Сергеевича Родионова, ответственного секретаря 90-томника. Есть работа Родионова об истории издания».

С благодарностью, что был, с горечью, что его уже нет, вспоминаю Александра Петровича Свободина. Автор блистательных текстов, он был знаковой, как принято говорить в таких случаях, фигурой в жизни нашего театра в шестидесятые, семидесятые, восьмидесятые годы.

В начале шестидесятых он обретался за маленьким письменным столом-обрубком, нормальные в тех комнатушках не помещались, в журнале «Театр», в отделе информации. Входить в редакцию надо было через какую-то щель в стене, каждый раз с трудом обнаруживая ее на улице Кузнецкий мост, где-то напротив знаменитого Дома моделей. Там и познакомились.

Время было оттепельное. Выступления Михаила Рома, Николая Павловича Акимова, всегда желанного ленинградского гостя, устное чтение ернических политических штучек с отвальными репризами, которое устраивал со сцены Зиновий Паперный, собирали в тесном зальчике ВТО в два раза больше публики, чем он мог вместить. Кто тогда мог предположить, что не только отменят Советский Союз, но и ВТО с залом на четвертом и рестораном на первом — сгорит. Нарочно не придумаешь.

По рукам ходили слепые копии на папиросной бумаге заметок Паустовского о круизе советских номенклатурщиков на теплоходе «Победа» вокруг Европы — смех! Один стоит у борта в центре Ионического моря и сообщает: «Наше Черное не хуже!» Фраза стала крылатой. Также в копиях — письмо Раскольникова Сталину. Стихи Коли Глазкова, которые никто никогда не напечатает. Потом-то напечатают, но кто же это мог предположить!

А вот в Москву приезжает Товстоноговский театр, ошеломляющая Доронина ворожит в «Варварах», так и видится до сих пор — замерла, спиной к косяку, а вокруг Луспекаев, Копелян, Басилашвили, Лавров — впечатление могла бы передать только музыка, но никто не в состоянии такую сочинить!

О том, как готовился жить театр «Современник», со всеми этими залетами под сень гостиницы «Советская», пробегами по сцене голого Евстигнеева в «Голом короле», с переполненными урнами в Рузе на Старый новый год, с обещаниями отказываться от всех почетных званий, коли предложат — мы, мол, не таковские, с этим буйством молодой фантазии и плоти, когда и оказавшийся ненароком рядом мог сгоряча да на дурную голову жениться на одной из них, на целых шесть месяцев получив даже штамп в паспорт, — все это песнь отдельная и требует специального рассмотрения. Самого, конечно, благосклонного.

А вспоминается все тут указанное потому, что в тех залах, при тех гастролях, за теми вэ-тэ-ошными столиками, а также за столиками кафе «Артистическое» в Камергерском, куда мы однажды затащили попеть начинающего Окуджаву, короче говоря, в калейдоскопе всех тех ликующих радостей, а порой и творческих открытий жил, ходил, участвовал, был совершенно неизменной принадлежностью того праздника и трудов наших именно Саша Свободин.

Он много и хорошо писал о театре, писал здраво, точно, без малейшей конъюктурщины, с тонким пониманием и режиссерского дела, и актерской профессии, всегда умел высказать правду и никогда не обидеть. Вот и получалось, что и начинающие театральные мальчики-девочки его боготворили, и мэтры — Товстоногов, Акимов, Эфрос всегда считали важным затащить его к себе на премьеру. А потом внимательно выслушать.

Вдруг возникший «Современник», этот щедрый подарок, хотя бы и слегка, но все-таки сдвинувший в сторону окружающий мир жлобов, с самого начала стал магнитом для всего думающего, задыхающегося от рутины, для всего креативного, как определили бы сегодня. Понятно, что среди первых в него влюбился и буквально пророс в нем Свободин. Он писал о спектаклях, Ефремов звал его на репетиции, он участвовал в страстных обсуждениях прогонов и генералок. Свободин даже свою единственную пьесу сочинил именно для «Современника»!

К 50-летию Советской власти Олег Ефремов решил подготовиться так, чтобы и верхи ахнули, но и низы бы от него не отшатнулись: он сотворил театральную трилогию о трех этапах революционного движения в России, точно по Ленину. К нужной дате вышли три спектакля: «Декабристы», «Народовольцы», «Большевики». Для первого и третьего — пьесы были написаны Леонидом Зориным и Михаилом Шатровым — мощный состав исполнителей. «Народовольцев» сочинил Александр Свободин. И ничуть не уступил по качеству! Его документальная драма без зазоров вписалась в проект.