Меня зовут Жанн Масс - [16]

Шрифт
Интервал

Глава следующая

Мерцает слабый свет. Он мерцает в ритме движения лопастей вентилятора. Не слышно ни звука, хотя здесь, безусловно, чувствуется присутствие человеческого существа белой расы.

Бенжамен хлопает меня по плечу и направляется к хибаре, но в тот момент, когда он собирается нажать на звонок, дверь открывается, да так резко, что Бенжамену приходится подниматься с земли.

В поле моего зрения появляется тип с всклокоченными волосами и густой бородой, и я отчетливо вижу в его руках карабин.

– Эй, ты! Сейчас ты будешь жрать свинец, если сделаешь хоть шаг вперед, мерзавец, – предупреждает меня он.

– Не дури, я пришел с Бенжаменом. Он сказал, что вы друзья.

– Бенжамен? Не знаю такого.

– Бенжамен! Бенжамен! Подними голову. Очень кстати.


И вот я вижу, как Бенжамен бросается на волосатого мужика и залепляет ему что есть сил. Но мужик ни на миллиметр не сдает своих позиций и отвечает тем же.

Они обмениваются серией ударов, все это длится минут десять, а я тем временем устраиваюсь на плетеном стуле.

Я думаю о том, что неплохо бы выкурить трубку, и когда последние клубы дыма рассеиваются над моей головой, я вижу обоих монстров лежащими на земле.


После короткой паузы первым поднимается старик и вприпрыжку бежит к своей хибаре. Тем временем встает на ноги Бенж, весь в сухих листьях и веточках. Старик тут же выходит с бутылкой и тремя стаканами, потом мы рассаживаемся за массивным дубовым столом.

– Попробуйте-ка это, молодежь!

– Я не хочу пить.

– Что за бабу ты привел?! – кричит старик.

– Жанн, давай, давай. Хотя бы попробуй.

– Не хочу. Что это вообще такое? Я хочу знать, что пью.

– Это спирт «Пшит».[59]

– Я не хочу!

– Давай! До дна!

– Кстати, как тебя зовут?

– Джонни, я… Джонни.

– Твое здоровье, Джонни!

– А тебя как?

– Жанн Масс… как певицу.

– Певицу регги?

– Ну что, индеец, можешь приютить нас на ночь?

– Да, но я и знать не хочу, что вы там замышляете. У меня своя тихая жизнь. Особо не блещет, но мне нравится. Поэтому не навлекайте на меня лишние неприятности.

– All right, папаша!

– Думаю, у тебя найдется что-нибудь из оружия? Для нас, взаймы. Мы как раз ищем пушки.

– Есть парочка винтовок в нормальном состоянии, но я требую оплаты наличными. Со мной фокусы не проходят, дети мои.

После этого мы приговариваем бутылку его «Пшита», смотрим боевик, раз пятнадцать слушаем «Бамбино» Далиды и засыпаем прямо перед ящиком.


Ночью мне снится выставка современного искусства. Приходишь в галерею, а там везде колбаса с чесноком: один конец колбасной палки служит основой, а другой заточен, как деревянный карандаш. Произведение называется «Точилка для колбас», автора зовут Шиш Кебаб.


Рано утром я просыпаюсь с неприятным ощущением и обнаруживаю, что Бенжамен ночью описался. Два-три раза потягиваюсь и выхожу полюбоваться пейзажем. Старик уже на ногах и делает упражнения.

– Как ты с утра? Не сильный сушняк?

– О чем ты? Я все время пью. Что мне от этого сделается?

– Я вижу, ты по утрам делаешь зарядку.

– Если хочешь жить долго, нужно заниматься спортом, малыш. Посмотри на меня. Угадай, сколько мне.

– Не знаю… Шестьдесят или около того.

– Мне восемьдесят лет, дуралей, а я еще могу возбудить женщину. И обрати внимание, никакого курева! Ни в коем случае! Это ад! Я слежу за здоровьем, ем сбалансированную пищу, занимаюсь спортом и пью водку, чтобы моих червячков усмирить. И все.

– Да уж, это не мой стиль.

– Кстати, твой приятель еще спит? Разве вам не надо было рано вставать?

– А сколько сейчас?

– 11:10, почти 11:11.

– Я пойду тряхну его. Нам надо приготовиться. День будет суетливый.

– Понимаю, что меня это не касается, но все-таки: что вы собираетесь делать с пушками?

– У нас встреча.

– Я могу подогнать вам бутылку водки, если хотите. Мне будет приятно…

– Спасибо, и так все нормально.

– Съешьте хотя бы по куску мяса. Вам потребуются силы.

– Что это за мясо? Крыса?

– Нет, кошка.

– Ну тогда как-то не очень.

– Ты, я вижу, не горишь желанием.

– Желание-то есть, просто я люблю это животное, и поэтому не буду его есть.

– А коровы чем не милые существа?

Этот тип начинает меня раздражать, и я говорю себе, что неплохо бы сходить в Baron,[60] а то я уже давно там не был.

Подходя к хижине, я, к своему удивлению, обнаруживаю великолепный участок, засеянный множеством цветов. Я действительно удивлен тем, что подобная личность может создать столь изысканный сад. «Ты узко мыслишь, – говорю я себе. – А еще ты любишь не все книги Гюстава Флобера».


У меня перед глазами все плывет, я пытаюсь выставить фокус, но, поскольку ничего не получается, перехожу на автофокусировку.


Жаль, что я выбросил мобильник, потому что мне хочется позвонить Лизе. Надеюсь, она не изменила мне с каким-нибудь клоуном-гермафродитом.

В принципе я ей доверяю, но доверять красивым женщинам так тяжело. Хотя, если вы им не доверяете, ситуация только усложняется. Так что выбора у вас нет. Им нужно доверять. Впрочем, женщинам вообще нужно доверять. Даже некрасивым. Я трясу Бенжамена, но он даже не шевелится. Тогда я набираю ведро воды и выливаю ему на голову. Он с огромным трудом открывает глаза и бросает на меня взгляд инвалида на все части тела.


Рекомендуем почитать
Слоны могут играть в футбол

Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.


Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.