Мечта моего сердца - [5]

Голос главного хирурга прервал ее мысли:

— Я уже слышал о ваших инициативах по поводу Филби в отделении Роджера Весткомба. Я не желаю, чтобы Марчмонт вбил себе в голову что-то насчет своих рук — теперь, во всяком случае. Так что, пожалуйста, ограничьтесь прямыми обязанностями и воздержитесь от ваших гениальных идей.

Глава 2

Керни Холдсток жил в квартире при клинике, но много времени проводил со своей сестрой в ее большом доме в Ларквилле. Лето оставалось летом даже в Шерингфильде, но высокие офисные здания, предприятия и фабрики с частоколом труб затеняли больницу Сент-Мэри, заставляли здание съежиться.

А Керни помнил еще времена, когда именно больница доминировала над городом своими размерами и высоким местоположением. Но те дни ушли, и Шерингфильд окончательно утратил черты пригорода и сделался очередным промышленным городом — таким же безликим, как всякий другой.

Дом Арабеллы находился в городке, закутанном в сельскую атмосферу, как в благодатный покров. Ларквилл решительно отказывался развиваться по примеру соседей. Это был типичный английский провинциальный городок, вполне приятный для проживания. Его главная площадь, до сих пор вымощенная булыжником, фигурировала в иллюстрациях Арабеллы к историческим книгам.

Она увидела из фасадного окна, как ее брат въехал на площадь, и пошла к двери встретить его, размышляя, как сильно любит Ларквилл, особенно в такой вот погожий денек. Арабелла была красива — высокая, как Керни, с такими же густыми волосами, как у него. Но этим сходство исчерпывалось. У Арабеллы был гладкий безмятежный лоб и веселые глаза, а брови всегда приподняты, словно она не переставала удивляться. У нее был вид человека полностью довольного жизнью. Керни нравилось бывать у сестры, потому что с ней он забывал о больнице.

— Керни, братик, что привело тебя ко мне именно сегодня? — спросила она. — Ты вроде говорил, что у вас заседание совета?

— Я сбежал, — коротко объяснил он. — Белла, сделай мне чаю и посади в каком-нибудь спокойном уголке, где я мог бы выговориться.

— О господи, — проговорила она, закрывая за братом дверь и увлекая его в гостиную с белыми пушистыми ковриками и темно-зелеными шторами. — Садись вот в любимое кресло Марвуда и постарайся расслабиться.

— А где сейчас, кстати, Марвуд? — спросил Керни.

— Он вернулся вчера и собирается пробыть дома месяца два. Правда, здорово? Я иногда спрашиваю себя — что хорошего в муже, который вечно где-то скитается, но, когда он вдруг неожиданно является домой, это так чудесно, словно мы снова новобрачные. Он уже придумывает, чем мы сейчас займемся. Как я благодарна судьбе за моего Марвуда.

— Я так и подумал, что ты светишься неспроста. Значит, он вернулся. Ну, а почему ты никогда не путешествуешь с ним вместе?

— Сам знаешь, что путешественник из меня неважный. И не всегда это так уж приятно. Он иногда мне рассказывает о всяких опасностях, когда они уже благополучно остались позади, или просто о неудобствах. Я бы тряслась от страха в полете, во время грозы или в тумане, в перерывах между приступами тошноты. Он — крепкий, ему нипочем трудности кругосветного путешествия, и он легко обходится одним саквояжем. А я бы точно не обошлась. И моя работа — ее же надо сдавать вовремя, хотя вы с Марвудом и не принимаете ее всерьез!

— Ну, я-то принимаю ее всерьез, — поспешно сказал Керни. — И считаю, что без нее ты будешь несчастна… но иногда мне кажется, что тебе следует воспитывать детей, а не посвящать себя всего лишь работе.

— Всего лишь работе! Так-то ты отзываешься о деле моей жизни. Что касается детей, то для них еще будет время. И между прочим, сам-то ты как насчет детей?

Он досадливо отмахнулся.

— Бог с этим со всем, Белла, так как насчет обещанного чая? И мне страшно надо поговорить об очередной проблеме. На сей раз это сиделка.

— Вот как? — спросила она с особенным выражением, заставившим его покраснеть.

— Да нет тут ничего такого. Я, наоборот, зол на нее, но все не так просто. Сиделка она хорошая, работает, похоже, по призванию. Более того — больные от нее в восторге. Но!

— Вот сейчас начнется самое интересное, — широко улыбнулась Арабелла. — Что же она такого сделала, чтобы ты так разволновался? Но мне казалось, что сиделки у вас под надзором главной медсестры больницы.

— Это так, до тех пор пока они не начинают вмешиваться в мою работу с пациентами. Эта сиделка работает в отделении травм спинного мозга, а туда только что поступил новый больной — может быть, ты даже читала в газетах о том, что с ним случилось. Это Дадли Марчмонт, художник. Ты наверняка про него слышала.

— Слышала, конечно, и читала про этот случай. Я даже думала, не к тебе ли он попал. Но сама с ним ни разу не встречалась. Он работает в другой области. Какой он?

— Худой, нервный, лет двадцати пяти, уверен, что руками больше пользоваться не сможет.

— Ох! — Арабелла умела вкладывать в это восклицание разный смысл, но теперь в нем прозвучало искреннее сострадание. Она быстро представила, как сама бы чувствовала себя на его месте. — И что… он и правда не сможет?

— Пока рано об этом судить, но я не хочу, чтобы эта сиделка вмешивалась.