«Мастер и Маргарита» сквозь призму оккультизма. [Ч. 2] - [16]

Ни у одного божества-чудища: ни у Валы, ни у Велса, ни у Балора – мы не находим этих нескрытых изначальных медвежьих черт. Если они и есть, то, как мы имели возможность видеть, проявляются так нечетко, что сразу и не выявишь их. Но они есть практически в самом первоначальном виде у Волоса-Велеса, предания о котором передали русским славяне, праславяне, протославяне, получившие их в свою очередь от ранних индоевропейцев и, судя по всему, от тех общностей, которые существовали до них.

Велес – божество исконное, глубоко первобытное, сохраненное в первозданной свежести лишь славянами, причем, – славянами восточными.

Когда мог появиться на свет доисторический Волос, чьим именем было наречено созвездие Плеяд-Волосынь, сулящих своим блеском удачную охоту на медведя? Шесть тысяч лет назад, десять, двадцать? Неизвестно. Может, именно Волос и было то табуированное, неназываемое имя медведя-чудища? 

Имя единственного по-настоящему опасного для древнего охотника зверя и обожествленного им. Страшны были волк, вепрь, рысь. Но их можно было как-то "обойти". Сами они также не слишком "навязывались", старались избегать человека. Другое дело – медведь – убийца, вор и разоритель бортей. 

Медведь, как животное всеядное и не боящееся человека, всегда жил по соседству и всегда что-то "умыкал" или же в отсутствие хозяев выгребал их запасы из дома, кладовок, погребов. Тащил медведь все "награбленное" к себе – по крайней мере, так это виделось, да и должно было видеться, людям. Значит, у него были в "берлоге-пещере-преиснодней" поистине накоплены за долгие годы "несметные богатства".

Уволакивал он и людей – это и "смерть", и "Велесовы души". Вот такой складывался в умах образ "пастуха", пасущего в своем "загробном мире" и души людские, и скот.

Большего соперника и противника у человека не было. 

Этимологизация Волоса дает ответы на многие вопросы. В его имени заключены понятия "смерть" и "волосатость". Ведь над поверженным, мертвым медведем-волосом разыгрывались целые ритуальные представления, участники которых обряжались в шерстистые длинноволосые шкуры с "головой"-капюшоном. 

Отзвуки этих ритуалов попали с прародины и в греческие комедии, само название которых означает "медвежья пляска", и в белорусские комоедицы, и в новогодние болгарские "Велесовы празднества". Есть они в самой непосредственной передаче и во всевозможных великоросских ряженьях.

Волхвы в медвежьих шкурах – это жрецы Волоса – медведя в первую очередь. Потом уже слово стало более емким, распространилось и на прислужников иных божеств.

С волхвами и Волосом-Велесом связано и понятие "велеть, повелевать" именно в жреческом значении, то есть, не просто в смысле "приказать", но в большей степени даже "говорить особым образом", на непонятном для большинства "магическом", "ведовском" языке.

Завершая наше короткое расследование-главу, мы выражаем твердую уверенность, что образ праславянского Велеса первичен во всех отношениях. Доказательств тому было приведено достаточно.

Но главными, наверное, являются те, что лишь славянские языки сохранили первозданные слова и понятия, причем, все – это и "воля", и "власть", и "волосатость", и "валы", и "велеть", и "величие, величина", и "большой", и многие другие, сливающиеся в один образ Велеса-Волоса. Ничего подобного и даже близкого в иных языках в отношении противника громовержца не сохранилось».

Вот как оказалось, у истоков немецкого Воланда лежит славянский Велес, а в итоге просто русский Медведь.

А теперь я хочу предоставить выдержку из Петухова (Дорогами богов), читайте, думайте…

«Так уж сложилось: историю пишут победители, пишут под себя, свою историю – и навязывают ее всем. Мы, русские, славяне, большинство индоевропейцев, не оказались в числе, таковых победителей. И потому нас просто-напросто растоптали, отбросили, что называется, на "задворки истории", лишили прошлого, лишили памяти. 

Подавляющее большинство населения, не осознающего, что происходило и происходит, послушно приняло переведенную на русский язык концепцию-схему "классической истории", спущенную нам по директиве с запада. 

Вся наша советская и российская "историческая академическая школа" (за исключением немногих титанов мысли и духа типа академика Б. А. Рыбакова, Л. Н. Гумилева и др. историков-подвижников) есть ни что иное, как собрание очень добросовестных переводчиков-переписчиков, работающих не с фактологическим материалом и первоисточниками, а переводящих нам "историю" с английского, немецкого, шведского и т.д. Что ж, за приглашения на международные симпозиумы и конгрессы, за публикации на западе надо платить. И наши "академики" платят, добросовестно и старательно.

Научная братия кивает головами, западный ученый мир благосклонно улыбается, похлопывает по плечу, мол, все верно. Народ безмолвствует. Народ все принимает за чистую монету. Народ привык доверять вершащим его судьбы. Да, именно вершащим его судьбы, ибо написатели "истории" по своим соображениям, зачастую чисто политическим, отводят каждому народу свое, определенное не Историей, а ими, место, постепенно вычеркивая из истории неугодные народы, или приписывая их в составы других народов, или придавая им явно негативное значение (что, например, сотворили псевдоученые-политики с целым народом вандалов-русов).