Массада больше не падет! - [15]

Возле своей землянки-швальни Калеб Палатник возился с дровами, осторожно перекладывая их сухой берестой. Командир подошел поближе:

— Бокер тов[27], Калеб!

— Здравия желаю, товарищ командир!

— Как дела? — старательно выговорил Эфраим по-русски.

Палатник на секунду задумался, зашевелил губами:

— Тода раба, мэцуян![28]

Отряд уже давно говорил на странной смеси русского языка и иврита, дополняя жаргоном[29]. Ведь невозможно жить вместе и — больше того! — вместе воевать, не понимая друг друга. Люди привыкали, подстраивались и обустраивались…

— Здравия желаю! — Эфраима догнал Ефим. — Ну, как?

— Хорошо, — Эфраим улыбнулся. — Посты проверил, комиссар?

— Так точно!

— И?

— К двоим смог подойти на расстояние броска ножа…

— Мои?

— Наши! — усмехнулся Ефим. — Но если тебе интересно, то из сикариев — один.

— Ми? — потемнел лицом Эфраим. — Кто?

— Прекрати, командир — комиссар расправил плечи. — Они оба все поняли и свое наказание уже получили. Им теперь два дня картошку чистить…

Эфраим хотел, было, что-то возразить, но раздумал, и некоторое время они шагали молча…

…Место для лагеря командир и комиссар выбирали совместно. Почти сразу же после освобождения жителей местечка встал вопрос о базе отряда. Основываясь на своем боевом опыте, Эфраим предлагал захватить какой-нибудь небольшой город, максимально укрепить его и совершать оттуда вылазки-набеги на немецкие войска и их тылы. Никакие аргументы Ефима, который описывал Бен-Леви танки, авиацию, тяжелую артиллерию, не оказали желаемого воздействия, и, в конце концов, бригадный комиссар плюнул, заявив, что Эфраим сам все увидит и поймет. Бен-Леви лишь усмехнулся в ответ. Он не знал, что понимание придет быстро и безжалостно…

…Отряд, построенный в длинную колонну, двигался по направлению к Барановичам. Шли не по дорогам — тут Бен-Леви не спорил, хотя это изрядно снижало скорость: обоз — телеги нагруженные разнообразным скарбом, — местами приходилось перетаскивать чуть ли не на руках. Не прибавляла удобства и домашняя скотина, прихваченная с собой домовитыми евреями. Но вот лес кончился и отряд вышел на большое поле. Дело пошло легче, быстрее покатили телеги, веселее зашагали люди…

— …Воздух! — крик Фидельмана прозвучал, словно удар бича.

Ефим мгновенно свалил брата, шедшего рядом, наземь и тут же упал сам, стараясь вжаться в землю. Что такое налет авиации противника, он — ветеран Халхин-Гола, — представлял себе очень хорошо. Даже слишком…

Пара юрких одномоторных самолетов с хищными крестами на крыльях с ревом пронеслась на бреющем, щедро полив оторопевших людей пулеметными очередями. Раздались крики, уцелевшие кинулись в разные стороны.

— Ложись! Ложись! — на два голоса орали Ефим и Михаил.

Иосав Левинзон вторил им, крича то же самое на иврите. Но услышали их не все. Да и те, что услышали — не все послушались…

Когда длинные тонкие силуэты наконец исчезли, растворившись в небесной синеве, над полем поднялись плач и причитания. Отряд потерял двенадцать человек убитыми и десять ранеными. Эфраим бледный как смерть, подошел к Ефиму, нервно кусая губы:

— Я не гожусь в командиры, Ефим — красный комиссар, — бухнул он без обиняков. — Ты предупреждал меня, а я — глупец, баран и сын барана! — тебя не послушал. Принимай под команду отряд, Ефим — красный комиссар…

Ефим встал, отряхнулся:

— Эфраим — сказал он спокойно — не казни себя. Ты просто не знал — не мог знать и не смог поверить в мои слова. Но теперь ты веришь мне?

Бен-Леви молча кивнул. И тем же вечером они решили разослать разведчиков по окрестностям, чтобы отыскать подходящее место для постоянного тайного лагеря.

Место было найдено уже через неделю. Природа в Белоруссии и Литве иногда шутит причудливым образом: в самой середине торфяного болота лежит совершенно сухой песчаный остров. Как и откуда он там взялся — загадка, но разведка нашла именно такое место. Там и решено было обосноваться…

…Откуда-то сбоку, из густых зарослей кустов раздался оклик:

— Стой! Пароль?

Эфраим просительно взглянул на Ефима, и тот, кивнув, произнес тяжелое слово:

— Коммунизм. Отзыв?

— Менора[30]. Проходите, товарищи…

Здесь на посту стоял пятнадцатилетний сикарий, но от этого пост не был менее защищенным: Нахшон Бен-Лейб славился по всему отряду как непревзойденный мастер пращи, попадавший с шестидесяти шагов в подброшенный сапог. Ефим в который раз с уважением покосился на несколько длинных плетеных ремней, свисавших с шеи бойца и сумку, доверху набитую глиняными ядрами.

Кроме сумки, на воинском поясе Нахшона висели две гранаты Ф-1, а рядом с ним, прислоненная к небольшой елочке стояла маузеровская винтовка с примкнутым штыком. Защитники Мецады постепенно осваивались с огнестрельным оружием, хотя «полноценными» признавали только пулеметы. Немецкие ППД [31]. считались «полуполноценными», с существованием пистолетов мирились только за возможность стрелять одной рукой, а винтовки сикарии и вовсе презирали.

Ефим усмехнулся, вспомнив первую демонстрацию современного оружия. Из ТТ он с расстояния в пятнадцать шагов дважды насквозь прострелил шлем Эфраима, поставленный на пенек. Потом Фидельман продемонстрировал пулеметную очередь, срезая колья плетня. Но с винтовкой…