Массада больше не падет! - [13]

Эфраим кивнул:

— Мы знаем. Мы бились с римлянами и побеждали, но потом они привели диких германцев, которые пьют кровь поверженных и коптят отрубленные головы врагов. Мы не устояли… — Он положил руку на рукоять меча — Верь мне, красный комиссар, мы сражались, словно разъяренные львы пустыни, но нас было мало, а врагов — без числа. И мы не устояли…

В свою очередь Ефим тоже кивнул. Он никак не мог вспомнить: когда это древние израильтяне сражались с германцами, но, в конце концов, пришел к выводу, что это и не важно…

Эфраим, приободрившись, продолжил:

— Я и мои люди готовы идти с тобой, Ефим — красный комиссар! Ты сражаешься с германцами, но они и наши враги тоже. Веди же нас, дабы мы мечом показали всем, чего стоят воины Мецады!

— Они наших по дороге угнали… — неожиданно сообщил Мошка. — Кого здесь не прибили… Кричали «Гетто, гетто!»… Сперва грузовики уехали, а потом… потом наших построили в колонну и погнали…

Ефим резко обернулся к кузнецу, сидевшему на земле, привалившись к окровавленной стене кузни:

— Моисей, ты уверен? Точно угнали? К станции?

В голове его словно защелкал арифмометр: «Налет на местечко случился на самом рассвете, много — через час. Предположим, что они управились здесь со своей «работой» за час. Тогда они вышли, — Ефим взглянул на часы, — всего-то четыре часа как. А до станции — почти тридцать километров. Если по дороге. А вот через лес, напрямки — не больше двенадцати. Значит…»

Он внимательно посмотрел на Эфраима, потом бросил Иосаву:

— Переводи дословно: Эфраим, твои люди выдержат, если придется бежать три часа подряд?

— Да, Ефим — красный комиссар!

— Врагов — три-четыре десятка, но там наши люди. Немцы гонят их — Ефим запнулся, пытаясь сообразить: знают ли древние евреи слово «гетто»?

Иосав перевел сказанное, и теперь вопросительно поглядывал на Ефима, ожидая продолжения, когда внезапно Эфраим прервал затянувшуюся паузу:

— Я понял. Их взяли в рабство. Ты хочешь освободить жителей деревни?

— Да.

— Сколько врагов здесь было?

— Не более четырех десятков… думаю.

— Хорошо, — Эфраим приложил правую руку к груди. — Я отберу лучших из своих, и мы пойдем с тобой…

…Уже отбежав от местечка километра на полтора, Ефим вдруг остановился. Иосав не пошел с ним, и как же теперь разговаривать с защитниками Массады? Он оглянулся: на тропе стояли Эфраим и полсотни его воинов. Младший сержант Фидельман шел в колонне замыкающим.

Эфраим вопросительно взглянул на Ефима и что-то спросил. На всякий случай Ефим кивнул, а потом махнул рукой и побежал по тропе. Сзади раздался мерный топот сотни ног. «Как-нибудь договоримся, — Думал бригадный комиссар. — Хоть жестами. Вон, в девятнадцатом в Красной армии даже китайцы были — и ничего. Общались же как-то. Сейчас главное, чтобы с мечами на автоматы сразу не кинулись, а потом… потом и посмотрим»…

…Ефрейтор Пап ехал на велосипеде, и поглядывал на конвоируемых евреев. «Дохлятина, — размышлял он. — Жалкая, бесполезная дохлятина!» Вид у бредущих по дороге людей был и в самом деле неважный, хотя, казалось бы, что с ними такого уж сделали. Подумаешь, позабавились с несколькими еврейскими бабенками и дали нескольким жидам по шее. Больше-то их особо и не обидели. Даже наоборот: разрешили прихватить с собой кое-что из еды и вещей. А то, что согласно приказу, уничтожили еврейскую мелкоту и стариков на месте, так этим же только легче: не надо щенков своих тащить, надрываться.

Приказ полковника был ясным и недвусмысленным: пригнать на ремонт моста в помощь саперам всех работоспособных евреев. Чертов мост взорвали русские, когда улепетывали от победоносного Вермахта, и теперь у моторизованного полка возникла непредвиденная задержка…

…Выйдя на дорогу Ефим наконец вздохнул свободно: колонна еще не проходила. В дорожной пыли ясно читались следы автомобильных скатов, причем ушлый Фидельман еще и определил, что грузовики прошли из местечка. А вот следов множества людей — не было…

…Оказалось, что понять жестикуляцию Ефима — красного комиссара — раз плюнуть. Сикарии имели изрядный опыт нападений на вражеские обозы, да и, чего греха таить, случалось им и караваны ощипывать, так что расставить людей в засаде было несложно. Эфраим это сделал бы и сам, вот разве что Ефим помог ему определить длину карава… то есть колонны. Сигналом к атаке оба командира договорились считать стрелу Алона, причем красный комиссар пояснил: их оружие — шумное, и потому вступит, если уж только совсем выхода не останется, чтобы не привлекать зря другие отряды врага. Что такое «шумное оружие» Эфраим представлял плохо, но решил, что это что-то вроде зажигательных горшков, которые пылали с грозным гулом, а иногда и взрывались.

Наконец, все бойцы заняли свои места. И вовремя! Эфраим увидел, как молодой воин Ефима предупреждающе поднял руку и прислушался. Вдалеке явственно различались шум множества ног и тонкие женские причитания. Он повернулся к Алону и кивнул. Тот поднял свой небольшой лук из рогов антилопы, наложил стрелу на тетиву…

…Пап сплюнул, поражаясь неблагодарности евреев. Нет бы радоваться, что их освободили от обузы, так нет же — до сих пор воют! Прав, прав великий фюрер германской нации, когда говорит, что еврей — хуже собаки, ибо есть существо неблагодарное! Он посмотрел вперед и в который раз полюбовался своим командиром, лейтенантом Верингом. Тот ехал в коляске мотоцикла: стройный, подтянутый, в чистом мундире, который оставался чистым, несмотря на дорожную пыль. Образец немецкого офицера! И образец для германской молодежи: тверд как крупповская сталь, проворен как борзая, неподатлив на разрыв, как кусок кожи.