Ребята молчали. Здесь все куда более странно, чем в Пеште.
— Положим, и в Пеште случается, — вспомнил вдруг Тибор, — что ребята из одного дома воюют с ребятами из другого дома. Одна улица идет на другую. Но там совсем другое дело. Даже если изобьют друг дружку, все равно это игра. Вроде как бы состязание… А здесь… я не понимаю… — И он утер лоб. Носовой платок был уже весь в крови.
Дошли до околицы деревни. Мартон остановился возле последнего дома.
— Подождите, — сказал он, — я водички попрошу. Надо же рану промыть.
Разваленный домишко с трухлявыми дощатыми воротами. Мартон постучался. Послышался унылый, хриплый собачий лай.
— Ну, этой-то собаке небось лет двести от роду, — сказал Петер Чики, прислушиваясь к странному лаю, и тоже постучал в ворота.
— Эй! Дяденька! Тетенька! Дайте водички… Хоть кружечку… Надо рану промыть…
Странный хриплый лай словно бы усилился, но в промежутках слышалось тяжелое простуженное дыхание. Мартон заглянул во двор сквозь щелочку, и лицо его вытянулось.
— Ну и ну! — сказал он с удивлением.
Мальчишки тоже разыскали щели и прилипли к ним. За дощатым забором они увидели безусого и безбородого старика; это он и лаял на них, хрипел, задыхался. Глаза у старика были красные, слезились, по худому лицу тянулось видимо-невидимо морщин, на сгорбленном отощавшем теле висели тряпки вместо одежды. Должно быть, старик жил один в полусгнившей лачуге.
— Ну и ну, — проговорил и Петер Чики, — такого я еще не видал.
— Дядя, — крикнул сквозь щелочку Мартон, — не надо нам воды, только не лайте!
И лай прекратился. За забором слышалось только тяжелое дыхание со свистом, словно бросили в мусорную яму старую истерзанную гармошку, и теперь она издает эти застрявшие в ней, полные отчаяния, последние вздохи.
4
Снова пыльный большак. Мальчики свернули вправо, на узенькую тропку — будь что будет! — и пошли по ней. По обе стороны лес, зеленовато-желтые холмы. Тихо журчащие ручьи то исчезают, то возникают вновь — красота! Но веселья прежнего уже не было. Ребята почти не пели и не разговаривали.
Согласно карте по правую сторону должна быть деревня и, судя по названию, решил Мартон, венгерская. «Там нас не так встретят, вот увидите. И работа найдется. Через полчаса мы будем на месте». И верно, как только кончился лес, показалась деревня. Перед самой деревней на лужайке стоял маленький пожилой человек в огромных сапожищах, должно быть пастух; он держал в руке трубку, да такую длинную, что она едва не доставала до земли. Кругом паслось стадо, ходили овцы; рядом лежала собака. На ребят она и не посмотрела. «Пастушок с ноготок», — подумал Мартон, удивленно уставившись на крохотного человечка. С боку у него висел пастуший рог, которым он сзывал стадо. Когда Мартон окликнул пастуха, он вынул изо рта длиннющий чубук и спросил по-венгерски:
— А вы откуда?
— Из Пешта, — хором ответили мальчики, которым венгерская речь пастуха показалась очень приветливой.
— Гуляете?
— Нет. Работу ищем.
— Это хорошо, — заметил пастух.
— А найдем? — спросил Мартон.
— Кто ищет, тот всегда найдет, — ответил пастух и толстым мундштуком разгладил крылья седых усов.
Наступила тишина. Коровы, овцы и собака вместе с малюсеньким хозяином равнодушно занимались своим делом, не обращая внимания на ребят. Животные спокойно, бесстрастно щипали чахлую осеннюю травку, собака дремала, изредка подмигивая хозяину одним глазом, а «пастушок с ноготок» по-прежнему курил трубку. Очевидно, и эта деревня была слишком близко к Пешту, экскурсанты здесь тоже были не в диковинку, потому пастух и не проявил интереса к пештским ребятам.
— А вы не могли бы нам сказать, кто здесь в деревне нуждается в рабочей силе?
— В какой силе?
— Да нам бы работу какую-нибудь! — быстро подсказал Мартон.
— Работу? Это можно. Я же сказал вам.
— У кого?
— У кого? Ступайте в третий дом справа к Кендереши Беспортошному. Он богатый хозяин, — и пастух указал направо длинным чубуком трубки. — Еще восемь домов отсчитайте по той же стороне, там Баймак Бирюк живет — он колодец собрался копать… Можете и к Кочишу Носачу заглянуть, да… А работа что же… То ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет.
Ребята поблагодарили пастуха, но Лайошу Балогу захотелось подшутить над маленьким человечком.
— Вы служили императору Францу Иосифу? — спросил он.
— Служил, — сердито ответил человечек. — А вам это к чему?
— Да к тому, что узнать хочется, что говорит Франц Иосиф о войне?
— А что ему говорить? Он старик, ему ни любить, ни воевать больше не с руки.
— Не с руки? — Лайош Балог засмеялся.
— Ну да. Вот так и твоему папаше было, когда он тебя делал, сынок.
И пастух отвернулся, чтобы все поняли: «Хоть и мал, да удал». Потом снял с пояса кнут и так хлестнул двадцатиметровой веревкой, что можно было подумать: гром громыхнул.
— Получил? — спросил Мартон Лайоша, когда они отошли уже порядком.
Но Лайош только крякнул — он все еще не пришел в себя.
Чики быстро перебил Мартона, чтобы друзья не сцепились вновь:
— А какими прозвищами ты бы нас наградил, поселись мы в этой деревне?
Мартон посмотрел на Тибора.
— Фечке — Верный, Чики — Бычья сила, Балог — Несогласный, Мартонфи — Ногтечистка…
