Мартон и его друзья - [128]

— Не подымайтесь, — кинул он Лайошу и Тибору и, дико гикнув, сжимая в каждой руке по камню, двинулся в атаку на это страшилище.

3

Мартон бесстрашно наступал, крича во всю глотку. Вскочил и Чики, заорав еще страшнее Мартона. Высоко поднял над головой огромный бутовый камень и пошел на дворнягу. Остальные мальчишки то ли со страху, то ли чтобы помочь, тоже завыли, но с корточек не подымались. Начался невообразимый шум.

Пес ошалел на миг. Этого он не ожидал. До сих пор все опрометью кидались от него. А Мартон нацелился и с правой руки угодил ему прямо в нос. От ярости пес вцепился зубами в камень. Этим моментом и воспользовался Чики — подскочил к нему и бросил с размаху на него камень величиной, пожалуй, с порог деревенского дома. Пес упал, закружился, точно сорвавшееся колесо телеги. Тогда Петер ринулся на оторопевших собак, одной дал такого пинка, что она, воя и кувыркаясь, кинулась вслед остальным, и вот вся стая, взметая пыль, бросилась врассыпную, псы полезли в подворотни. Из-за забора доносились беспомощный вой и исступленный лай.

Главная улица опустела. Казалось, что в деревне не было ни души.

— В поганое же место мы попали, — сказал Мартон, все еще с трудом переводя дыхание.

Ребята уже далеко ушли от главной улицы и прижимаясь друг к другу и оглядываясь, бледные брели по большаку.

— Может, лучше домой пойдем… другой дорогой? — спросил Лайош.

— Не-е-ет! — ответил ему Мартон без раздражения. — Не-ет! Вот посмотрите, все еще наладится. Эта деревня уж очень близко от Пешта, — объяснил он, но, почувствовав неубедительность своих слов, добавил: — Тут ведь швабы живут, молочники, а не землепашцы… словом… я не знаю даже… Но дальше пойдут настоящие венгерские деревни… гостеприимные хлеборобы… которым нужны рабочие руки… Так неужто мы из-за каких-то поганых псов откажемся… от бесплатного отдыха? А ты что скажешь, Фифка?

Он не стал добавлять «Пес», почувствовав, что сейчас это прозвучало бы оскорбительно. Мартонфи пожал плечами, потом, посмотрев на остальных ребят, сказал:

— Если хотите, можем дальше пойти.

Главная улица деревни уже давно осталась позади, но собачий лай, переходил от двора ко двору и провожал их, как провожает военный оркестр следующие на фронт маршевые батальоны.

Мартон осмотрел лоб Тибора.

— Рана небольшая, но глубокая. Камешек был, видно, острый. Больно, когда нажимаю? Мы попросим воды и промоем рану. Главное, чтобы заражения не было. У кого есть чистый носовой платок?

Как ни бодрился Мартон, но после нападения собак и неудачи с работой настроение у всех испортилось. У него тоже. И оставалось дурным до тех пор, пока один за другим, а затем и все сразу не заговорили, не начали вспоминать, и все более и более возбужденно, подробности победы, одержанной над псами, и то, как происходило сражение. Чики сказал, что опускаться на корточки хорошо, но еще лучше прямо бросаться на собак. Конечно, с камнями в руках и с криками, чтобы заглушить их лай. Собаки тогда испугаются и подумают: «Это тоже собаки, только еще сильнее нас…» Лайош Балог припомнил, что и он дал пинка одной собаке: «Она была, конечно, поменьше той, с которой расправился Петер». Тибор уверял, что пес, доставшийся ему на долю, был на волосок от того, чтобы он ему зуб не вышиб. «Я только плохо нацелился, потому что кровь заливала мне глаза». — «Ты ж не виноват в этом», — ласково заметил Мартон. А Геза ясно слышал, как треснули ребра у той собаки, которой он дал пинка. «Это, правда, не моя заслуга, просто на днях сапожник подбил железными гвоздиками носки моих башмаков». В доказательство Геза поднял ногу и показал башмак. Мальчишки посмотрели и крикнули все разом: «Ну, тогда понятно!» По словам Петера, его пес «был настоящей баскервилльской собакой», и Петер подсчитал даже, что он семь раз перевернулся. «А если он и поправится, то все равно сдохнет!» — сказал он в заключение. Хотя ребята не совсем поняли, что хотел этим сказать Петер, однако тут же согласились. «Конечно! А вторая собака отлетела не меньше чем на двадцать пять метров и пролетела бы еще дальше, не натолкнись на столб у ворот».

Словом, их охватило чувство полнейшего торжества, и, как вообще бывает после сражения, каждый верил словам другого, торопливо подтверждал их, чтобы скорее и самому припомнить новые подробности. А их было такое превеликое множество, словно битва продолжалась не пять минут, а полных двое суток.

И за это время у ребят совсем вылетело из головы, что работу им получить не удалось.

— Собаки-то собаками, — заговорил вдруг Тибор, и никто не посмел его перебить: у него было больше прав держать речь, чем у остальных, он единственный пострадал, — но вот почему напали на нас швабские мальчишки? Венгерцев, что ли, ненавидят?

— Может быть, — Сказал Мартон. — Дураков на свете много. Но, думаю, суть не в том, что они ненавидят венгерцев.

— А в чем же?

— В чем? Так уж оно повелось в деревне. Только случай выдайся, каждого чужого побьют. Даже ребятишек из соседнего села не пропустят. И это не только здесь. В Сентмартоне то же самое. А ведь там одни венгерцы живут.

— А почему?

— Так уж оно повелось… — Мартон пожал плечами. — Боятся — потому и нападают. Они, конечно, не знают уже, что нападают потому, что боятся. Однажды я спросил дядю Крайцара. Он был полевым сторожем. Мы очень дружили с ним. Я часто захаживал к нему. Иногда даже на ночь оставался у него в шалаше. Вот он и сказал мне однажды: как чужой придет к мужику, так и горе принесет на горбу. Уж так оно повелось испокон веков. Потому мужик и боится всех, ненавидит, думает, что обманут его, украдут что-нибудь. Он и соседскую курицу вышвырнет из сада, коли она забредет к нему невзначай. Думает: нарочно ее пустили, чтобы траву у него щипала. Перья ей повыдергает, шею свернет и перекинет через плетень.