Марк, выходи! - [66]
Я прыгнул. Нет, ни фига я не прыгнул. Очень быстро все произошло: крыша подо мной затрещала и проломилась, и я упал внутрь гаража. Навернулся на спину и больно ударился головой о какой-то шкаф. Со шкафа на меня что-то посыпалось, но что именно – непонятно. Какая-то пыль.
Я чихнул и повертел головой. Цел? Кажется, цел. В гараже было темно, как в подвале. Только сверху виднелось яркое пятно – дырка в крыше, которую я и проделал.
– Санек! – я заорал изо всех сил, но Санек, ясное дело, уже не слышал.
Я встал, отряхнулся как мог. Спина болела, а руки, кажется, были расцарапаны. Но терпимо. Ничего не сломал, и это уже было хорошо. Я посмотрел на дырку в крыше. Из нее свисали треснувшая доска и куски рубероида. Кто вообще делает крыши гаражей из деревянных досок? Я попробовал допрыгнуть до дырки, достал, но зацепиться было сложно. Только оторвал кусок рубероида. Еще прыжок. Схватился за доску, но она отломалась, и я опять приземлился на пол гаража. Блин! Надо что-то подставить, тот же шкаф, и вылезти из этой «жопы».
Было темно, но видно, что в гараже полно всякого хлама. Воздух тут был очень спертым и пыльным. Пахло старьем и перепрелыми овощами. У нас с родаками и у самих был гараж. Ну как гараж… машину туда не поставишь, да нам и не надо. У нас был армейский КУНГ с глубоким погребом, где мы хранили овощи в ящиках и всякие-разные соленья и варенье. Отец ходил в наш КУНГ раз в неделю и иногда звал меня с собой. Сначала мне это не нравилось: в погребе было темно, сыро и воняло. Но с тех пор, как отец доверил мне зажигание керосиновой лампы, я бегал в погреб вприпрыжку. Весной, когда овощи: картошка, морковка и свекла – слеживались и прорастали, они начинали неприятно пахнуть. Как-то так, по-весеннему, пахло и в гараже, куда я провалился.
Шкаф, о который я ударил голову, был тяжелый. Я толкнул его пару раз, но сдвинуть шкаф не получилось. Наверное, прикручен к полу. На шкафу стояли какие-то банки и склянки, и похоже, что одна из них высыпалась на меня. Я встал под свет из дырки в крыше и посмотрел на свои руки. Они все были в какой-то серебряной пыли. В серебрянке. Я весь был вымазан в серебрянке. Я знал, что такое серебрянка, потому что в прошлом году отец красил ею трубы у нас дома. Черт! Теперь не отмоешься. У меня сразу зачесались глаза, голова, и я начал чихать.
Еще в гараже стояли какой-то сундук с огромным замком, лопаты, палки, доски и прочее барахло. Я попробовал сдвинуть сундук, но он тоже оказался неподъемным. Пару раз я пнул дверь гаража, но на ней был большой замок снаружи. Дверь как стояла, так и осталась стоять. Только пыли налетело еще больше.
– Пацаны! – заорал я. – Я в гараже!
Я еще раз приложился к сундуку – без толку. Потом залез на него и попробовал допрыгнуть до дыры в крыше. Нет, далеко. Я еще раз крикнул, но опять никто не отозвался.
Через пару минут я услышал сверху шаги. Кто-то был на моей крыше. И как будто не один.
– Пацаны! – заорал я.
В дырке появилось лицо. «Мадридец». Блин, о том, что меня могут найти пацаны из «Мадрида», я не подумал.
– Смотри-ка, – сказало «лицо» кому-то на крыше. – Пират в гараж навернулся.
«Почему пират?» – подумал я, но вспомнил, что в «Мадриде» наш городок называли пиратским, а не тринадцатым.
– Не подходи близко, – сказал кто-то сверху. – А то и под тобой крыша провалится.
– Да, – ответил первый пацан.
– Пацаны! – сказал я. – Помогите вылезти, а? А там уж сразимся.
– Да хрен тебе! – ответил первый голос.
– Кинь ему химзаряд туда, – сказал второй. – Пусть подышит.
– Не сдохнет?
– Не. Вон через дырку все выветрится быстро. «Попыхает» немного – и все.
Я услышал, как зачиркала зажигалка, а потом в дырку в крыше залетело что-то белое, похожее на упаковку от аскорбинок.
Эта белая «упаковка от аскорбинок» начала шипеть и дымить. Химзаряд. Мы во дворе и сами раньше делали химзаряды: покупаешь пачку гидроперита, пачку анальгина, измельчаешь все и в нужный момент смешиваешь. Минуты через три получается крутая дымовуха с густым и вонючим дымом. Если три минуты ждать неохота, то смесь надо завернуть в бумагу и поджечь. Дым пойдет сразу. Но теперь химзаряды мы не используем. Наши аптекари больше не продают пацанам гидроперит, а без него химзаряда не получится. Мы перешли на цементные бомбы. Дымили они хуже, но делать их было проще.
Я полез за химзарядом. Он упал очень неудобно, за гаражный шкаф, и чтобы достать его, надо было хочешь не хочешь отодвинуть этот самый шкаф. Я уперся и толкнул. Нет, не двигается. Можно даже не пытаться. Дыма в гараже становилось все больше, и стало сильно вонять. Вот дебилы-то пацаны, а?! Швырнули свою дымовуху, а если я теперь от нее тут сдохну? Надо шевелиться. Химзаряд хорошо разогрелся и задымил еще сильнее. Часть дыма выходила через дырку в крыше, но много оставалось его и в гараже. «Мадридские» пацаны наверху продолжали стоять и трепаться.
– У меня второй еще есть. Тоже швырнем, может?
– Погоди, пусть этот сначала выветрится.
– Я вот думаю, а чего он не вылезает оттуда?
– Ну гараж-то высокий, а зацепиться там, наверное, не за что. Вот и мучается теперь он, неудачник.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Великий мастер японской каллиграфии переживает инсульт, после которого лишается не только речи, но и волшебной силы своего искусства. Его ученик, разбирая личные вещи сэнсэя, находит спрятанное сокровище — древнюю Тушечницу Дайдзэн, давным-давно исчезнувшую из Японии, однако наделяющую своих хозяев великой силой. Силой слова. Эти события открывают дверь в тайны, которые лучше оберегать вечно. Роман современного американо-японского писателя Тодда Симоды и художника Линды Симода «Четвертое сокровище» — впервые на русском языке.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.