Марк, выходи! - [68]

Шрифт
Интервал

– А я цел, – радостно сказал Диман.

Выглядел он бодро. Краснота на лбу от стрелы прошла, и остались только ссадина и ожог.

– А Костян что?

– А что Костян? Психовал и орал, что уроет Бажова. Как обычно, когда мы проигрываем, – сказал Санек. – Но мне кажется, теперь мы по-настоящему с «Мадридом» враждуем. Костяна-то, получается, опустили морально. Руки выкрутили перед всеми пацанами. И пинка еще дали.

– Это, кстати, Костян шугнул тех пацанов «мадридских», которые Жирику луком «всекли». Мы потом прибежали уже.

– Круто, – сказал я. – Получается, Костик меня типа спас. Круто-круто.

– Ты к Жирику-то зайди, – сказал Санек. – Это Жирик тебя вытащил. А Костян уже потом.

– Конечно, зайду, – ответил я. – Долго я так валялся?

– Недолго. Минут десять, – сказал Санек. – Я вон за водой сгонял. Побрызгать на тебя. Помогло. А то по щекам тебя похлопали, но тебе пофиг было.

Я закашлялся опять. Самочувствие у меня было мерзкое. Глаза слезились, в горле набилась какая-то грязь. Я посмотрел на руки, они все были в серебрянке. Ноги тоже. Я залез пальцами в волосы – та же история. Вот получу я дома.

– Сколько времени? – спросил я пацанов.

– Полдевятого, – ответил Санек.

– Мне до девяти, – сказал я.

– Можешь в гаражах под колонкой отмыться, – сказал Диман.

– Вы домой? – спросил я пацанов. – Может, на Урал быстро сгоняем?

– Не. Надо этого еще йодом намазать, – сказал Санек и кивнул на брата. – Да и пора нам уже. Сейчас мама в окно будет звать.

– Ладно, – сказал я.

– Под колонкой, Маркуш. И чистым будешь, – сказал Диман. – Только воняет от тебя химией, а так нормально.

– Ладно, – опять сказал я.

– Ты сам-то как? Жить будешь? – спросил меня Санек.

– Да. Башка только болит.

– Ну давай, – пацаны хлопнули меня по плечу и пошли в свой подъезд.

– Спасибо, пацаны, – сказал я Саньку и Диману вдогонку.

– Да нам-то за что? – сказал Санек. – Ты к Жирику зайди.

Полдевятого. Блин! Арсен и Вера, ясный пень, уже наигрались в клёк, ушли из Лётки и сидят себе дома. Блин! Я все пропустил. И хрен я теперь с кем помирюсь. Чертова дымовуха. Ладно хоть пацаны меня вытащили. Жирик и Костян вытащили.

Я пошел в Лётку. Мне очень хотелось посмотреть, был ли огненный клёк или не был. Если не был, то мы завтра сами с пацанами в такой сыграем. И даже круче будет. Санек бензин вытащит, ну или я из отцовской керосиновой лампы немного солью в бутылку. Фиг знает, как я солью керосин: погреб закрыт, и отец туда уже ходил на этой неделе, – но что-нибудь я придумаю. Но если огненный клёк уже был, то и играть в него будет неинтересно. Получится, что я спер у Веры новую игру. Хотя и так я бы ее спер. Ладно, посмотрю, что там в Лётке, и помоюсь под колонкой. Скоро меня будет звать мама, и лучше к тому времени мне быть во дворе.

Поздно вечером в гаражах и в Лётке мрачно. На ветках вопят какие-то птицы, дует ветер. Того и гляди вылезет из-за угла какой-нибудь зомби и откусит тебе руку. По пути в Лётку мне попались два открытых гаража. Сначала я испугался и хотел их обойти, но потом увидел, что это просто два мужика возятся со своими машинами. Один бегал с какими-то проводами и матерился. Другой молчал и курил. Из одного открытого гаража шел толстый провод с лампочкой на конце. Лампочка едва светила.

Я набрался смелости и подошел к мужикам. Сначала они меня не заметили, потом тот, что был с сигаретой, повернулся ко мне и вопросительно кивнул.

– Здравствуйте, – начал я. – Можно у вас попросить немного бензина?

– Попросить можно. Только тебе зачем бензин-то? – спросил мужик с сигаретой.

Я сочинял на ходу. Завтра мне очень хотелось сыграть в огненный клёк.

– У нас погреб вон там, – я махнул рукой в сторону нашего семейного погреба. – Керосин в лампе кончился. Меня отец послал попросить. Ну, у кого-нибудь, пока он там, внизу.

– А, ясно, – сказал мужик и спросил: – Ты с тринадцатого?

– Да.

– Вась, – сказал мужик с сигаретой мужику с проводами. – У тебя же есть еще в канистре? Отлей пацану «щепотку».

– Бутылка у тебя есть? – спросил меня мужик Вася.

– Нет.

– Ладно. Сейчас.

Мужик положил провода на капот машины и зашел в гараж. Через минуту он вышел с литровой бутылкой. В бутылке наполовину была желтая жидкость. Тот самый нужный мне бензин.

– Держи. Не разлей только, – мужик передал мне бутылку и снова схватился за провода.

– Спасибо, – ответил я и напоследок спросил: – А что вы делаете?

– Аккумулятор меняю, – ответил мужик с проводами. – А Дмитрич вот меня подзаряжает.

– Понятно. Спасибо, – ответил я и быстрым шагом пошел в Лётку.

«Так вот кто аккумуляторы на крыши гаражей закидывает, – подумал я. – Мужик Вася. Он сильный, наверное».

Я спрятал между гаражей бутылку с бензином, запомнил место и залез в Лётку. Да, там вокруг вышки было несколько куч соломы, и все они были горелые. Опоздал я. Арсен с Верой уже сыграли и ушли домой. Это все дебильный химзаряд и эта война с «Мадридом». Из-за них я все пропустил. И из-за Коляна Бажова. И из-за этих наркоманов Костяна с Ромой. Если б сегодня войны не было, то и в гараж бы я не грохнулся, и мы с пацанами и с Верой рубились бы в огненный клёк. А потом раков на берегу ловили бы.

Мое внимание прыгало с одной мысли на другую. Я потер рукой затылок, пнул вышку и пошел прочь из Лётки и от гаражей. Потом вспомнил, что надо умыться и только тогда идти домой. А то достанется мне за серебрянку.


Рекомендуем почитать
Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.