— Наш контингент не респектабельная часть населения, а нищеброды и оборванцы, которые принесут последние гроши в надежде на выигрыш, — утешил его Ромул. — Если они проиграются, то останутся на Марахси в качестве рабочих или новых кассинов.
— А если выиграют? — не удержался Бык.
— Кто-то другой проиграет, — хохотнул тот. — Так что у нас будет бесперебойная подача и персонала, и зрителей. Главное — правильно организовать потоки.
Колизей открыли рано утром и никого не выгоняли. Помимо взрослых марахсийцев, жавшихся к стенам, в зале оказались еще члены экипажей двух грузовых кораблей (один привез химию на утилизацию, второй сел для краткосрочного ремонта). Были еще молчаливые женщины в многослойных одеждах, пришедшие посидеть в тепле, и несколько любопытных подростков в безрукавках на грязных ребрах, и тихие девочки чуть постарше, намотавшие на головы тюрбаны войлока, и совсем голые младенцы, державшиеся за ручки кресел чумазыми пальцами. Девочки присматривали за ними, но как-то отстраненно. Отдельной кастой выглядела кучка ялмундцев, прослышавших об аттракционе невиданной щедрости и явившаяся к началу шоу так четко, словно заранее знали о времени. С ними тоже были несколько женщин, равнодушно кормивших детей грудью. Ялмундцы оккупировали места рядом с выходом, на тот случай, если придется по каким-то причинам драпать, после чего вольготно развалились в мягких креслах.
— Почистим, — отмахнулся Ромул от возмущенного униформиста. — Чем больше народу сегодня, тем лучше. У каждого из них наверняка водится кредит-другой, я хочу, чтобы они пришли сюда снова.
Чипы утром установили в бараках всем желающим, их не хватило, и оставшихся без чипов записали в очередь. По приказу Ромула взяли в кассины и парочку женщин, захотевших попробовать себя в боях — для разнообразия. Саммю постарался выбрать молодых и хорошеньких, но задача была не из простых. Марахсийки носили мешковатую одежду, закрывавшую голову и тело, из всей косметики использовали только краску для глаз, и то, как они это делали, у непосвященных вызывало трепет — длинную палочку, намазанную жиром, а иногда и просто захватанную руками до состояния засаленности, натирали черной войлочной сажей. После этого палочку прикладывали к глазу, зажимали веками и протаскивали по всей длине тем же движением, каким с шампура зубами снимают мясо. Результатом чудовищной процедуры были подведенные черным изнутри глаза, огромные, как у египетских фараонов. Ялмундцы-мужчины тоже не брезговали этой первобытной косметикой, и вдобавок раскрашивали себе лица узорами наподобие геометрических фигур — треугольниками, полосами или точками.
— Это что, какой-то обряд охотников палеолита, выдающий статус в племени? — полюбопытствовал Бык, поднося к глазам свой неизменный бинокль.
— Думаю, за эту традицию следует благодарить исключительно систему распознавания лиц преступников камерами слежения в публичных местах, — фыркнул Саммю. — Хотя и ваша версия отчасти справедлива.
— К открытию шоу у всех будет форма, — думая о своем, сказал Ромул. — Кассинам — робы, вам, как распорядителям — костюмы.
— А мы — распорядители? — удивился Бык очередной перемене фортуны и многозначительному взгляду, которым одарил его Саммю с соседнего кресла.
— Такие же, как я — директор шоу, — прогремел Ромул. — Если хотим заработать, пахать придется всем. И следить в оба.
Бык не стал спорить, костюм так костюм, своя одежда будет чище. Его гораздо больше интересовало другое.
Подозрительность Ромула к сотрудникам исчезла так же внезапно, как появилась. Это произошло сразу после того, как Саммю по его приказу замуровал все выходы из штрека с кассинскими бараками, за исключением одного, находившегося под тотализатором. Он был ужасно неудобным, с железной лесенкой без перил, и закрывался тяжелым металлическим люком на механическом замке. Поднять крышку без помощи робота было невозможно, ночью он ставился на сигнализацию. Вторым шагом максимально продлили систему видеонаблюдения. Теперь она охватывала почти все камеры, за исключением самых дальних, но туда редкая птица долетит, как поэтично высказался Саммю. После этого Ромул вернулся в прежнее циничное настроение, но при этом как будто чего-то ждал, это нетерпение Бык связал с открытием шоу.
Язмин поднялся в своей арматуре с другой стороны стекла на уровень Ромула и подал знак готовности. Зрачки его были огромны и черны как ночь. Диджей Вигго развернулся к директорам, качнул серьгой в ухе.
— Чем открывать? — спросил он.
— В смысле? — не понял Ромул.
— Ну, вы хотите открытие каждый раз под разную музыку или сделать постоянную заставку, вроде визитки шоу? — вежливо уточнил Вигго.
Ромул подумал.
— На твое усмотрение, — заявил он. — Главное, чтобы привлекало внимание и задавало настроение.
— В каком жанре, в какой тональности? — не отставал диджей.
— Плевать, — отмахнулся Ромул. — Вся эта музыка на один манер шум, главное, чтобы никто не скучал в промежутках. Погромче только.
Он подволок кресло к обзорному стеклу, чтобы лучше видеть происходящее внизу, Саммю пришлось потесниться. Бык остался сидеть там, где был, ему и со своего места было видно, как на пантографической железной ноге над ареной вознесся в своем кресле с микрофоном Язмин, облаченный в голубой сверкающий пиджак поверх белой сорочки. Вигго поморщился и натянул наушники.
