Мандариновые острова - [4]
Ну, и я отвечать на глупые шутки не стал. Ещё чего!
— Тё-отя Ма-аша, — сказал я. — Можно, я два яйца возьму, хлеб с маслом и чай, а? Ну, я ж всё равно кашу эту только по тарелке размажу… ну, вам же только больше мыть, а?
— Два яйца! — тётя Маша ворчала, но кашу положила только в Валину тарелку. — Откуда ж я тебе два яйца возьму, шустрому такому? Снесу, што ли?
Тётя Маша, в принципе, не вредная, с ней можно договориться. Если не нахальничать, конечно. Нахалов она не любит. Вот я мог бы ещё, кроме второго яйца, ещё второй хлеб с маслом спросить. Но только тётя Маша всё равно не даст. Говорит, что я и так толстый. Ничего я не толстый, конечно. Так… не шкелетик. Но взрослых не переубедишь.
А так, вообще, тётя Маша — ничего себе. Не то что баба Зина — та просто шлёпнет кашу на тарелку, а тарелку на тумбочку. И всё, попробуй вякни тут!
Катя Васильевна с ней постоянно ругается; Лина Петровна говорит «старая гвардия»; а Андрей Юрьич только вздыхает, когда про неё говорят, я сам у ординаторской подслушал. Ну, случайно услышал.
А про тётю Машу никто ничего такого не говорит и не вздыхает. Понимать надо.
— Так со вчера ещё три человека выписались, — сказал я, пытаясь привстать в кресле и посмотреть, сколько она там яиц достаёт. — А завтраки же на них уже заказаны! Мёртвые души!
— Мёртвые души! — продолжала ворчать тётя Маша, но это так, просто так, потому что уже ставила на тумбочку тарелку с хлебом с маслом и двумя — хо-хо! — двумя яйцами, ну и чай, конечно. — Понимал бы ты, Кашкин, чего!
А я чего? Я всё, что нужно, понимаю!
Этот день колонисты начали с великолепных свежих яиц, запитых несколькими глотками превосходного освежающего чая.
Глава третья
«Они пищат!»
После завтрака, в принципе, предполагается для нас, пациентов, лежать в кроватях или, ну там, рядом на стульях сидеть и ждать обхода врача. Самый скучный час за весь день, точно! Ну, не считая тихого часа, особенно когда дежурная сестра в плохом настроении и разгоняет гуляющих в коридоре по палатам.
Но это в обычный день, а сегодня суббота, так что из всех врачей отделения только один дежурит, а ему всё равно, в какой палате он нас найдёт. Главное — за территорию отделения не уходить пока. Ну, я и не собирался.
Я в седьмую палату собирался, к Пашке с Толиком. Остров же надо было рисовать наконец!
Пока я ехал, я всё думал, с чего же начинать рисовать остров. Ведь это же не просто так, какой-нибудь берег нарисовать, деревья там, песочек, ну, типа этого… Ну, про который Зинаида Львовна, наша здешняя учительница, на той неделе рассказывала… А, пейзаж, точно! Не, нам пейзаж не нужен!
Нам план нужен. Карта, иначе говоря. Чтобы при необходимости можно было всегда сориентироваться. Например: пройти северным берегом Рыбного залива, подняться вверх по течению реки Попугаев, перейти вброд Жёлтый ручей, а там уже недалеко до Базальтового замка!
Но с чего начинают карты рисовать, я тоже не знал.
— Ну? — спросил Пашка.
Он как раз яйцо доедал на хлебе и был весь желтком перемазан, даже на очках желток был.
— Придумал чего-нибудь? — добавил он, проглотив наконец яйцо и хватая полотенце, чтобы немножко вытереться.
— Не-а, — честно сказал я. — Карта острова — такое дело…
Тут я помолчал, чтобы они поняли, какое это трудное дело, и продолжил:
— Зато я придумал, с чего начать!
Тут даже Толик уставился на меня с интересом.
— С названия! — торжественно объявил я.
И, чтоб не терять времени и чтоб не было лишних вопросов, открыл альбом и самыми красивыми буквами, какими мог, написал вверху листа: «Остров…» Тут я остановился, потому что названия, конечно, ещё не придумал. Но я не стал долго задерживаться, а дописал ещё строчкой ниже: «Н. А. Кашкина». Сначала я думал, по привычке, добавить ещё «4-я палата» или «7-й „В“», но не мог решить, чего именно, и потому так оставил. Тоже хорошо-неплохо.
Пашка сразу стал повторять за мной, а Толик улыбнулся и сказал:
— Свежее решение!
Но тоже начал что-то писать на своём листе.
А мне в голову ничего больше не приходило. Ну ничегошеньки! Так что я сидел и разрисовывал всякими узорными завитушками букву «К» в своей фамилии. У меня привычка такая. «Дурная», как сестрица Александра говорит. А по-моему — нормальная. И даже полезная. На уроке, например, когда хочешь показать, что очень занят.
Тогда я попытался наоборот думать: а чего на острове надо нарисовать обязательно, ну, чтобы ничего важного не забыть?
Гряду прибрежных скал, например! Вот точно: где гнездятся дикие голуби и морские птицы… и где колонисты — мы, то есть, — могли бы добывать на завтрак свежие птичьи яйца.
Эту гряду я себе даже очень хорошо представлял. У нас на даче, если по Старой дороге идти, мимо Матвеевки, так там заброшенные песчаные карьеры, которые затопило, и теперь они получились… ну, не то пруды, не то озёра. Мы туда пескарей ходим ловить. Ну, вот. А в одном из карьеров, на обрыве, в отвесной стенке ещё есть колония ласточек. Их там тыщ пять! Или десять! Вся стенка норками утыкана. Так что с яйцами на завтрак вопрос решённый…
Дальше в голове крутилась «устричная отмель». Нужна она или нет? Устричная отмель… Инженер Смит с товарищами, например, в первые дни на острове ел эти устрицы на обед и завтрак. И вообще, человек может потреблять до двенадцати дюжин свежих устриц в день… Но что это такое, устричная отмель, этого я не знал.
«Изумрудная рыбка» покоряет удивительным «русским детским» языком, искренностью и «настоящностью». Николай Назаркин сам был когда-то маленьким пациентом и показывает жизнь больницы изнутри. Но не думайте, что в книжке будет одно нытье и скука — умению дружить и радоваться жизни у героев «палатных» рассказов можно только поучиться!Сборник рассказов «Изумрудная рыбка» — дебют Николая Назаркина в литературе — был сразу замечен критиками и получил Малую премию (за повесть или рассказ) Национальной детской литературной премии «Заветная мечта».
Истории о войне на суше и на море. В XVII веке, «золотом веке» Нидерландов страна воевала с Испанией и Англией…Для читателей 10–16 лет.
Имя Оки Ивановича Городовикова, автора книги воспоминаний «В боях и походах», принадлежит к числу легендарных героев гражданской войны. Батрак-пастух, он после Великой Октябрьской революции стал одним из видных полководцев Советской Армии, генерал-полковником, награжден десятью орденами Советского Союза, а в 1958 году был удостоен звания Героя Советского Союза. Его ближайший боевой товарищ по гражданской войне и многолетней службе в Вооруженных Силах маршал Советского Союза Семен Михайлович Буденный с большим уважением говорит об Оке Ивановиче: «Трудно представить себе воина скромнее и отважнее Оки Ивановича Городовикова.
Приключенческая повесть албанского писателя о юных патриотах Албании, боровшихся за свободу своей страны против итало-немецких фашистов. Главными действующими лицами являются трое подростков. Они помогают своим старшим товарищам-подпольщикам, выполняя ответственные и порой рискованные поручения. Адресована повесть детям среднего школьного возраста.
Всё своё детство я завидовал людям, отправляющимся в путешествия. Я был ещё маленький и не знал, что самое интересное — возвращаться домой, всё узнавать и всё видеть как бы заново. Теперь я это знаю.Эта книжка написана в путешествиях. Она о людях, о птицах, о реках — дальних и близких, о том, что я нашёл в них своего, что мне было дорого всегда. Я хочу, чтобы вы познакомились с ними: и со старым донским бакенщиком Ерофеем Платоновичем, который всю жизнь прожил на посту № 1, первом от моря, да и вообще, наверно, самом первом, потому что охранял Ерофей Платонович самое главное — родную землю; и с сибирским мальчишкой (рассказ «Сосны шумят») — он отправился в лес, чтобы, как всегда, поискать брусники, а нашёл целый мир — рядом, возле своей деревни.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Нелегка жизнь путешественника, но зато как приятно лежать на спине, слышать торопливый говорок речных струй и сознавать, что ты сам себе хозяин. Прямо над тобой бездонное небо, такое просторное и чистое, что кажется, звенит оно, как звенит раковина, поднесенная к уху.Путешественники отличаются от прочих людей тем, что они открывают новые земли. Кроме того, они всегда голодны. Они много едят. Здесь уха пахнет дымом, а дым — ухой! Дырявая палатка с хвойным колючим полом — это твой дом. Так пусть же пойдет дождь, чтобы можно было залезть внутрь и, слушая, как барабанят по полотну капли, наслаждаться тем, что над головой есть крыша: это совсем не тот дождь, что развозит грязь на улицах.
Вильмос и Ильзе Корн – писатели Германской Демократической Республики, авторы многих книг для детей и юношества. Но самое значительное их произведение – роман «Мавр и лондонские грачи». В этом романе авторы живо и увлекательно рассказывают нам о гениальных мыслителях и революционерах – Карле Марксе и Фридрихе Энгельсе, об их великой дружбе, совместной работе и героической борьбе. Книга пользуется большой популярностью у читателей Германской Демократической Республики. Она выдержала несколько изданий и удостоена премии, как одно из лучших художественных произведений для юношества.
В непримечательном маленьком городишке, где-то под Костромой жизнь давно расстроилась и теперь больше походит на горячечный сон. Жители ищут мифический метеорит, выращивают анаконд в бане, играют в американский футбол и сжигают собак на погребальных кострах.Вокруг города зияют в земле необъяснимые и зловещие провалы, будто по инерции из старых шахт продолжают взлетать ракеты. А главный герой Никита Слащёв выбирает между жизнью и смертью.
Не нарушай равновесия ни словом, ни жестом. Не показывай чувств, живи шёпотом. Затаись. Замри. Исчезни. Представь, что ты в схлопывающейся клетке из страшного фокуса. Набери побольше воздуха и дождись вечера, а лучше выходных, когда можно поехать с папой на Воробьёвы горы кататься на великах, а потом открыть новую банку варенья. И ничего не бояться.Проси только одного: чтобы ручеёк, рядом с которым ты забывала о боли и собственной слабости, не пересох и не покинул своего русла. Чтобы тебя не осудили на ожидание и не приговорили верить и любить изо всех сил.