Мандариновая пора - [22]

Конечно, нашлись и свои помехи, но Пашу это не остановило: «Если будут нужны какие-то документы и справки из школы, так что-нибудь на месте соображу. Наплету, что для спортивной секции или языковых курсов – да мало ли для чего они могут потребоваться!»

А понадобится обязательное присутствие родителей, так и тут выкрутиться проще простого – они же дипломаты, могут в любой момент уехать в долгосрочную командировку, а бабушке слишком тяжело в школу ходить, у неё ноги болят и поясницу ломит, и всякие радикулиты донимают. Кто ж заподозрит, что пенсионерка в два счёта речку переплывает!

«Хороший план!» – искренне похвалил себя Паша и стал готовиться ко сну. Теперь уже ничто не нарушало его внутренний покой. Осталось лишь приятное волнение: впервые ему предстоит совершить нечто важное и ответственное, и рассчитывать он может только на себя.

Он уже задремал, когда в комнату тихонько проскользнула мама. Она не ожидала, что неприятная беседа под ёлкой так быстро выветрится из сыновней головы и к её приходу он уже видит третий сон, вместо того чтобы дуться в углу.

Ей не удавалось уснуть, пока она не убедится, что сын на неё не в обиде. И, после того как он не пришёл мириться первым, мама отправилась к нему сама, ругая про себя мальчишеское упрямство.

Она присела на краешек дивана и, решив, что Паша только делает вид, что спит, прошептала:

– Я подумала, если твоя школа так тебе не нравится, мы летом поищем другую.

Частную вряд ли потянем, но есть много хороших государственных. Например, с углублённым изучением языков, чтобы тебе было интересно. Ну или какой-нибудь специализированный лицей для старшеклассников. А, Паш?

Во сне Паша перевернулся на другой бок и издал какой-то звук, который мама с облегчением приняла за «угу».

– Ну вот и хорошо, – выдохнула она и так же тихо покинула его комнату.

22. Двенадцать месяцев

В один из последних дней декабря школьная столовая превратилась в сцену. В центре зала поставили высокую ёлку, а вокруг – несколько рядов стульев для зрителей. Рядом с ёлкой расположилась самая главная декорация – костёр. Над ним Слава с Пашей корпели пару недель: мастерили искусственные дрова и прятали среди них маленький вентилятор на батарейках, благодаря которому красные и оранжевые лоскуты трепетали совсем как настоящее пламя.

Надо было видеть лицо директора, когда тот вошёл в столовую! В испуге он прирос к полу и со свистом втянул воздух: «И-и-и-и!» Получилось что-то наподобие поросячьего визга. Без очков он и не различил, что огонь горит понарошку. Паша и Слава торжествующе пожали друг другу руки – большей похвалы, чем реакция директора, они и представить не могли. Настроение сразу поднялось, но ненадолго.

Заявились Ромашкин, Зара и их свита. Куда же без них! Паша уже ожидал, что они принесут с собой тухлые помидоры или что-нибудь в таком роде, но они и без того были во всеоружии – чего стоили их гадкие ухмылки и едкие замечания.

– О боже! – снисходительно хохотнула Зара. – Сугробы из ваты и костёр из лохмотьев. Ну надо же, какие крутые спецэффекты!

Новогодний концерт Зару и её подружку Веронику ни капли не интересовал, но это не помешало им нарядиться в почти одинаковые вечерние платья. Паша мгновенно окрестил их «злобными близняшками» из фильмов ужасов. Зара была в розовом, а Вероника в сиреневом, в тон своей главной особенности – крашеной пряди волос. Обе деловито уселись в заднем ряду и, уложив ручки в колечках и браслетах на колени, с самым невинным видом дожидались представления.

Ромашкин, хоть и не озаботился костюмом, а пришёл в обычных джинсах и свитере, пользовался большим успехом у девчонок и то и дело ловил на себе влюблённые взгляды.

– Что они все так на него таращатся? – наклонился Паша к Славе. – Он же редкостный идиот!

Слава только пожал плечами.

– Спасибо, я так тронут! – громко обратился Ромашкин к какой-то девочке из шестого класса, принимая от неё маленькую коробочку в ленточках. – Но, извините меня, дамы, я должен побеседовать со своим другом Грушкиным! Эй, Грушкин! – Паша инстинктивно вжался в стул, но Ромашкин уже заметил его и приближался так же неумолимо, как тайфун к беззащитной деревне.

Он сел и положил Паше руку на плечо, как если бы они и в самом деле дружили давно. Паше оставалось только насторожиться и ждать, когда очередная шуточка слетит с длинного языка Ромашкина.

– Ну что же, вы молодцы, – похвалил Ромашкин, изображая из себя начальника. – Стулья расставили шикарно, да такими ровными рядами! Просто природный талант.

– Ты, кажется, ошибся местом, – процедил сквозь зубы Паша и кивнул на Зару с Вероникой. – Те, кому есть до тебя хоть какое-то дело, сидят вон там.

Ромашкин вскочил и с поддельным сожалением пустился в такие же поддельные извинения:

– Ох, простите меня! И как я только позволил своей ничтожной персоне сесть рядом с вами!

– Иди к нам, Колечка! Мы тебя очень любим! – позвала Зара с улыбкой.

– Ну что же, не буду больше утомлять вас своим присутствием, – низко поклонился Ромашкин и, удаляясь, развёл руки в стороны: – Опять Грушкин меня прогнал! А я умираю как хочу с ним дружить!

Семиклассники расхохотались. Слава вздохнул и отвернулся. Паша покачал головой и взмолился, чтобы уже погасили свет и начался спектакль.