«Маленький СССР» и его обитатели. Очерки социальной истории советского оккупационного сообщества в Германии 1945–1949 - [81]
Ситуация резко изменилась в 1947 году. 4 июля на партактиве СВАГ начальник Политуправления СВАГ генерал-майор И. М. Андреев потребовал как можно быстрее «сгруппировать» людей «в одном месте, как это сделано у нас в Карлсхорсте». Впрочем, и в Карлсхорсте в это время многие сотрудники продолжали жить вне военного городка729. Андреев с возмущением описывал, как низко пали те, кто поселился в одной квартире с немцами: «…они спят на немецкой кровати, едят его вилкой и ложкой, пользуются всем немецким и попадают в зависимость к немцу»730. Сваговским «индивидуалистам» припомнили все: как они снабжали немцев продуктами, обедали вместе с ними, играли в карты и фотографировались в обнимку731.
8 июля 1947 года появилось распоряжение заместителя Главноначальствующего СВАГ генерал-лейтенанта М. И. Дратвина. Было приказано все комендатуры, воинские части и учреждения СВАГ расположить в военных городках или в изолированных районах. Туда же в кратчайший срок следовало переселить всех, кто жил у немцев. Бессемейные и холостяки должны были переехать в общежития «по типу гостиниц»732. Требования изоляции от немцев, и раньше звучавшие в распоряжениях начальства, теперь стали политическим императивом. Попытка уклониться от переселения в «советскую колонию» превратилась в серьезный (политический!) проступок. Началось последовательное наступление на личное пространство советских людей, работавших в Германии, его сужение и ограничение.
Дело это оказалось технически не простым и не одномоментным. Коммунизация сваговского быта и создание изолированных от немцев пространств не только встречали достаточно серьезное, скрытое и изворотливое противодействие сотрудников военной администрации. Одновременно выяснилось, что квартиры не готовы, ремонт задерживается; общежития не обустроены и не оснащены всем необходимым. Хотя об этом начали говорить еще год назад, повторявшиеся распоряжения о немедленном переезде в отселенные дома перекрывались оправданиями сваговских бюрократов: ничего не успели отремонтировать и оборудовать733.
Дефицит «правильных» квартир привел в действие проверенный механизм – советскую распределительную систему. На жилплощадь стали выдавать ордера, появились очереди. Но строгой очередности не было. В первую очередь квартиры получали те, кто проявил бóльшую настойчивость или смог заручиться благосклонными резолюциями старших начальников. Переход от инициативного (и бесконтрольного!) «самообеспечения» жильем, возникшего еще в первые месяцы СВАГ, к советской распределительной практике привел к тому, что квартирный вопрос сваговцы пытались решать обычным для советских людей способом, используя связи и служебное положение734. Заговорили о «сынках и пасынках»735. Ничего не добившись от руководства, сотрудники устраивались, как и прежде, на частных квартирах, а начальство продолжало сетовать на «разбросанность квартир офицерского состава» и пересчитывать по пальцам отрицательные стороны такого проживания.
Однако холодная война превратила требования о создании советских колоний в категорический императив. Дело стронулось с мертвой точки и пошло достаточно быстро. Часто без оглядки на негативную реакцию немцев. Иногда отселение с территорий, отведенных под колонии, проводилось с грубыми нарушениями. Могли, например, отселить гораздо больше местных жителей, чем было необходимо. Участились случаи, когда военнослужащие и гражданские сотрудники самовольно изгоняли местных жителей, оставляли у себя принадлежавшую им мебель, хотя командование категорически это запрещало. Но спусковой механизм «самовольничания» уже сработал. И советский человек, зная, как трудно что-либо выбить из хозяйственников, уповал только на самообеспечение. Он добывал для своей новой квартиры все, что только было можно (и нельзя!)736, не оглядываясь на задачи большой немецкой политики Сталина и на возмущение немцев.
Если в 1945 году выселение воспринималось немцами стоически, как вполне ожидаемое последствие поражения, а в 1946 году формирование изолированных районов велось сваговским начальством медленно, с учетом возможных политических последствий – на носу были муниципальные выборы, то в 1947 году все изменилось. Ударную кампанию по созданию в чрезвычайно сжатые сроки изолированных районов немецкое население восприняло как неоправданный произвол. Новые выселения спровоцировали рост враждебного отношения к русским, начались «нежелаемые» (так в документе. – Авт.) разговоры среди «немцев-отселенцев», множились «различные провокационные слухи», в немецкие самоуправления потоком пошли жалобы737. Начальник политотдела СВА земли Саксония М. И. Зяблов, информируя о предварительных итогах работы «по организации советской колонии», признал, что в Дрездене «в ряде случаев немцев выселяли „куда угодно“, не обеспечив их жилой площадью, хотя такой площади вполне достаточно». В ответ оскорбленные немцы, оставляя квартиры, производили «вредительские разрушения», приводили жилье в негодное состояние – снимали электропроводку, увозили печи, выставляли стекла из окон, вывозя все «вплоть до дверной ручки»
История массовых беспорядков при социализме всегда была закрытой темой. Талантливый историк В. Козлов дает описание конфликтного противостояния народа и власти во времена фальшивого «безмолвия» послесталинского общества. Приводятся малоизвестные документальные свидетельства о событиях в лагерях ГУЛАГа, о социальных и этнических конфликтах. Автором вскрыты неоднозначные причины, мотивы, программы и модели поведения участников протестных выступлений. Секретный характер событий в советское время и незавершенность работы по рассекречиванию посвященных этим событиям документов, а также данный автором исторический анализ массовых беспорядков делают это издание особенно актуальным для нашего времени, когда волна народных волнений прокатилась не только по нашей стране, но и по территориям бывших республик СССР.
Книга известного российского историка В. А. Козлова посвящена противостоянию народа и власти в эпоху «либерального коммунизма». Автор рассматривает типологию и формы массовых насильственных действий, мотивы, программы и стереотипы поведения конфликтных групп, политические и полицейские практики предотвращения или подавления массовых беспорядков. Реконструкция и анализ событий 1950-х — начала 1980-х гг. опирается на огромный массив вновь привлеченных архивных источников.Книга рассчитана на широкий круг читателей.Издание третье, исправленное и дополненное.
В монографии показана эволюция политики Византии на Ближнем Востоке в изучаемый период. Рассмотрены отношения Византии с сельджукскими эмиратами Малой Азии, с государствами крестоносцев и арабскими эмиратами Сирии, Месопотамии и Палестины. Использован большой фактический материал, извлеченный из источников как документального, так и нарративного характера.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.