«Маленький СССР» и его обитатели. Очерки социальной истории советского оккупационного сообщества в Германии 1945–1949 - [80]
ЧАСТЬ 7. МЕТАМОРФОЗЫ ПОТРЕБЛЕНИЯ
Жилище как трофей, или Железный занавес в квартирном вопросе
После привычной советской тесноты сваговцы, оказавшись в Германии, испытали легкое потрясение: в СССР «редко встретишь хорошую квартиру, а здесь сколько угодно, на каждом шагу»717. Бесспорно, это было преувеличением. В советской зоне оккупации в 1945 году было полностью разрушено и не поддавалось восстановлению около 14% жилищного фонда. И это не считая частично разрушенных и получивших легкие разрушения домов и квартир718. Переводчица Управления Политсоветника рассказывала, как жила ее портниха в Берлине. Разрушенный взрывом пролом в стене был завешен простым домашним одеялом. И это через два года после окончания войны.
Однако у некоторых победителей все-таки появилась возможность не только увидеть хорошее жилье, но и пожить с немыслимым по советским меркам «антисоветским» комфортом: в отдельной комнате или отдельной квартире, с хорошей мебелью, водопроводом, канализацией. Немногие явочным порядком (часто не по чину) присвоили себе несоветское право купаться в роскоши. Жена офицера хвасталась: «Занимаем с мужем 5–6 комнат, поехать жить в Россию я бы никогда не хотела»719. В полном восторге пребывала и супруга военного коменданта из провинции Мекленбург: «Эта жизнь мне кажется сказкой… Леня мой работает комендантом города, занимаем дом в 2 этажа, шикарная обстановка, мебель мягкая, есть пианино и разные красивые зеркала, ковры на стенах и на полу, люстры, в общем, живу как в раю»720.
Подобная райская жизнь в немецких домах и квартирах, строго говоря, была доступна только начальству и самым оборотистым и пробивным. И она явно противоречила политике высшего советского руководства. Судя по заявлению заместителя Главноначальствующего СВАГ, в советской зоне оккупации существовало формальное ограничение на «индивидуальное расквартирование», и советское командование «не имело намерения изменять это»721. Но организационный хаос первых месяцев и слабый контроль за действиями военных администраций в провинциях и федеральных землях привели к тому, что определенная часть сваговцев к осени 1945 года расположилась именно там, где действовало ограничение, – в частных немецких домах и квартирах, уцелевших от войны и достаточно благоустроенных.
Универсального алгоритма расквартирования военнослужащих в землях и провинциях СЗО не было и быть не могло. В сильно разрушенном Берлине Штаб СВАГ разместили в тихом Карлсхорсте, районе берлинского административного округа Лихтенберг. Здесь же возник и военный городок. В Дрездене, где жилой фонд сильно пострадал от авианалетов союзников, Управление СВА федеральной земли Саксония пришлось расположить в королевском дворце. Там же на глазах у начальства проживала часть сотрудников722, остальные поселились компактно в пригороде. В Шверине в октябре 1945 года начальник УСВА генерал-майор М. А. Скосырев специальным приказом закрепил за сотрудниками жилье, занятое ими явочным порядком. И хотя в приказе Скосырева речь шла (по советскому стандарту) о комнатах723, сваговцы фактически разместились в отдельных квартирах. Служебные и жилые помещения военной администрации расположились в тридцати трех домах на двенадцати улицах города. Начальство выбрало улицу Юнгфернштиг. Здесь в доме № 1 в особняке площадью 460 кв. м жил сам генерал Скосырев, в доме № 3 – начальники военного и экономического секторов, занимавшие по три комнаты (по 66,7 кв. м), в доме № 4 в четырех комнатах (97,2 кв. м) поселился заместитель начальника УСВА, в доме № 5 – начальник политотдела (4 комнаты – 110 кв. м), там же проживали начальник канцелярии управления (41 кв. м) и старший переводчик (30 кв. м). Всего в пяти домах на Юнгфернштиг было расквартировано восемь человек. Один дом держали в резерве, видимо, для высоких гостей724. Высокопоставленные сваговцы, как нетрудно догадаться, предпочитали просторные хорошие немецкие квартиры или целые дома с полагающейся обстановкой. Выбор квартиры напрямую зависел от чина, должностного положения, предприимчивости и расторопности. Статус победителя требовал соответственного антуража.
Вопрос о ползучей бытовой «контрреволюции», проникающей в сознание советских людей через мягкие немецкие простыни и удобную мебель, в это время еще не был внесен в повестку дня, хотя советские нормы и правила категорически исключали подобную квартирную анархию. Поначалу только некоторые правоверные политработники сигнализировали о нависшей над «советскостью» угрозе. Они тревожились о бесконтрольных бытовых контактах сваговцев с немцами725. Но их особо не слушали. Сваговцы занимались обустройством своей жизни в Германии, вызывали семьи и искали жилье. Жизнь заставляла выбирать частные квартиры не только (и не столько) из-за неожиданно пробудившейся в людях тяги к роскоши. Многие цивильные работники приезжали в Германию, не имея даже сменного белья и постельных принадлежностей726. Поселившись у немцев, можно было об этом не заботиться. Не особенно комфортно чувствовали себя жильцы офицерских общежитий. Их жалобы на «бытовое неустройство имели массовый характер»
История массовых беспорядков при социализме всегда была закрытой темой. Талантливый историк В. Козлов дает описание конфликтного противостояния народа и власти во времена фальшивого «безмолвия» послесталинского общества. Приводятся малоизвестные документальные свидетельства о событиях в лагерях ГУЛАГа, о социальных и этнических конфликтах. Автором вскрыты неоднозначные причины, мотивы, программы и модели поведения участников протестных выступлений. Секретный характер событий в советское время и незавершенность работы по рассекречиванию посвященных этим событиям документов, а также данный автором исторический анализ массовых беспорядков делают это издание особенно актуальным для нашего времени, когда волна народных волнений прокатилась не только по нашей стране, но и по территориям бывших республик СССР.
Книга известного российского историка В. А. Козлова посвящена противостоянию народа и власти в эпоху «либерального коммунизма». Автор рассматривает типологию и формы массовых насильственных действий, мотивы, программы и стереотипы поведения конфликтных групп, политические и полицейские практики предотвращения или подавления массовых беспорядков. Реконструкция и анализ событий 1950-х — начала 1980-х гг. опирается на огромный массив вновь привлеченных архивных источников.Книга рассчитана на широкий круг читателей.Издание третье, исправленное и дополненное.
В монографии показана эволюция политики Византии на Ближнем Востоке в изучаемый период. Рассмотрены отношения Византии с сельджукскими эмиратами Малой Азии, с государствами крестоносцев и арабскими эмиратами Сирии, Месопотамии и Палестины. Использован большой фактический материал, извлеченный из источников как документального, так и нарративного характера.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.