Маленькая кондитерская в Бруклине - [63]

– Мы коллеги, мама. А Софи собиралась провести каникулы одна, – отрезал Тодд, не ответив на вопрос.

– О… – Теперь в тоне блондинки звучало ледяное безразличие. – Так ты тоже работаешь в том журнальчике? На окладе?

Софи кивнула. Блондинка поджала странные губы, усиленно смахивая невидимую пылинку со своего саронга, потом фыркнула:

– А вот Тодду даже необязательно там работать. Я думаю, он делает это, чтобы досадить своему отцу. Что, я полагаю, вполне веская причина.

Тодд промолчал, но, судя по выражению его лица, подобное мнение высказывалось не в первый раз.

– Наверное, все наше поколение таково, – сказала Софи с понимающей улыбкой, игнорируя слегка сварливый тон Селин. – Мой отец говорит то же самое.

– Вот как? – Селин, казалось, смягчилась от быстрого кивка Софи, и Тодд одарил ее благодарной улыбкой. – Тогда, наверное, это фаза развития. Надеюсь, он ее перерастет. А теперь обустраивайся, чувствуй себя как дома. Покажи тут все нашей гостье, Тодд. А ты, Софи, если у тебя есть какие-либо особые пожелания к меню, сообщи шеф-повару. Сегодня вечером мы ужинаем в малой столовой. Только члены семьи, остальные гости прилетят завтра. И тогда у нас будет полный дом. На банкете в субботу вечером – вечернее платье. Тодд, ты привез с собой смокинг?

– Конечно.

Из ниоткуда появилась маленькая филиппинка и стала терпеливо ждать, когда Селин обратит на нее внимание.

– А, это моя экономка, Махалия. Если тебе что-нибудь понадобится, Махалия все уладит.

Глаза филиппинки радостно загорелись.

– Добро пожаловать, мистер Тодд.

– Привет, Ма, как дела? – Тодд крепко обнял крошечную женщину и легко оторвал от пола, ее строгое лицо расслабилось, и она захихикала.

– Тодд! Право же! – Софи с облегчением заметила, что Селин укоряет сына только на словах. – Ну правда, вечно он озорничает. От всех остальных Махалия требует строгой дисциплины. Ума не приложу, за что она его так любит.

Махалия хихикнула, а когда Тодд опустил ее на землю, ущипнула его за щеку.

– Он такой красивый, Си. Шеф-повар послал сказать, что хочет, чтобы ты попробовала карпаччо из говядины, а еще тебе нужно решить, какой хрусталь выставлять на завтра. «Лалик» или «Баккара»? – Миниатюрная женщина уперла руки в бока. – Мне нужно принять решение сегодня, миледи.

– Я думала о «Сваровски».

– Ох, нет! – взвизгнула Махалия и замахала на нее обеими руками. – Слишком пошло. Ни на что не годится.

– Она тут всем командует, – сказала Селина. – И я жить без нее не могу. Увидимся позже.

И они ушли: белокурая голова Селин клонилась к темной головке филиппинки, беседуя о хрустале к ужину.

Тодд посмотрел им вслед с задумчивой улыбкой.

– Вот они, ротвейлер и пекинес. А ведь знаешь, они лучшие подруги.

– Вот как?

– Да, когда дома никого нет, мама все время проводит на кухне с Махалией, сплетничает, пьет кофе и смотрит повторы «Девочек Гилмора» и «Ривердейла». Сама она в таком никогда не признается, и если бы услышала, что я это сказал, то отрезала бы мне язык.

– Это так мило, хотя звучит знакомо.

Софи подумала о своих родителях и о том, как они познакомились. Повесть о том, как ее отец искал убежища на кухне, путаясь под ногами у своей новой экономки в Фелстон-холле после того, как его бывшая жена отказалась освободить дом, был одним из любимых рассказов Софи.

– Хм, «мило» – не то слово, которое ассоциируется у меня с матерью.

– Она такая гламурная.

Софи разгладила свое льняное платье, беспокоясь, вдруг оно чересчур уж повседневное. Даже в саронге Селин выглядела на миллион долларов. А Тодд подергал складку этого самого платья, наброшенного поверх купальника.

– Не беспокойся. Ты всегда выглядишь роскошно. Пойдем, покажу тебе дом.

– Хочешь искупаться? – спросил Тодд.

– Не уверена, что решусь, – ответила Софи, оглядывая пространство вокруг бассейна, последнюю остановку в «гранд-туре», который был поистине грандиозным. – Здесь так… тихо. – Она едва не сказала «идеально».

Деревянный настил окружал длинный прямоугольный бассейн, выложенный темно-синей плиткой, в которой сверкали волны мерцающей мозаики. Шезлонги из выбеленного ротанга с бело-синими подушками были выставлены на одну высоту и расположены попарно по обе стороны маленького столика, между каждой парой – по зонту в тон. Свернутые в рулон темно-синие полотенца лежали ровно на двух третях каждого шезлонга, а на каждом столике стоял маленький горшочек с ярко-красной геранью.

– Тут чудесно, – сказала Софи, не желая показаться неблагодарной, что ей предложили, но она не хотела быть первой, кто потревожит хотя бы одно аккуратно сложенное полотенце. Оставит что-то на шезлонге. Положит на столик очки и крем от солнца.

Нельзя было отрицать, что дом великолепен и поистине роскошен, любое прилагательное в превосходной степени было бы уместно… вот только ощущение тут было… не как дома. Все поставлено или положено. Ничего не оставлено впопыхах. Не брошено случайно или небрежно. Даже семейные фотографии, сплошь парадные, выстроились – в серебряных рамках! – на рояле шеренгами, которые говорили скорее о военной точности, чем о семейной гордости.

Внезапно Софи поймала себя на том, что прикусила губу, и по слегка насмешливому выражению лица Тодда поняла, что все ее мысли ясно читаются у нее на лице.