Топая по гравию измученными и усталыми ногами, чтобы хоть немного их согреть, Нина в девяносто пятый раз за десять минут посмотрела на свой телефон и чуть не выронила его из рук. Куда делся Ник, черт его побери? Он уже опаздывал на четверть часа, и ее пальцы были готовы отломиться, что лишь усиливало овладевшее ею чувство бедствования. Здесь, у черного входа на кухни, на служебной парковке, где она стояла теперь, негде было укрыться от промозглого ветра, со свистом налегавшего на каменный особняк, и, уж конечно, от мрачных мыслей в ее голове.
– Нина, привет, ты уверена, что тебя не надо подвезти? – спросила Марчела, одна из официанток, – говорила она с сильным акцентом. Она опустила окно, сдавая задом с одного из парковочных мест.
– Нет. – Нина отрицательно покачала головой. – Все в порядке, спасибо. За мной едет брат. – Или уже лучше ему не ехать. Нине хотелось бы сидеть сейчас в этом маленьком запотевшем автомобиле с Марчелой и двумя другими коллегами, и она чуть не рассмеялась, подумав об этой довольно противной иронии. Мать настояла, чтобы Ник забрал ее, и она была бы спокойна, зная, что дочка в безопасности. А дочка стояла тут на парковке в полной темноте и через секунды должна была остаться еще и в полном одиночестве.
– Ну, как хочешь. Увидимся через восемь недель.
– Ха! – прозвучал с заднего сиденья мрачный голос, говоривший с восточноевропейским акцентом – Томас, сомелье, круглогодичный пессимист. – Неужели ты и вправду думаешь, строители закончат в срок?
Добродушно настроенный хор голосов заглушил его.
– До скорой встречи, Нина.
Они все замахали, прокричали слова прощания, Марчела еще поднимала окно, когда древний «Поло» с ревом сорвался с места, словно Марчела, сидевшая за рулем, не могла дождаться конца своей смены и возможности лечь и поднять ноги повыше. Именно это надеялась сделать и Нина, если ее брат когда-нибудь доберется сюда.
Наконец она увидела свет фар машины, направляющейся в ее сторону по подъездной дорожке. Это наверняка был Ник. Почти все остальные уже уехали. Сделав резкий разворот под громкий хруст гравия, машина остановилась перед Ниной.
Она рванула дверь.
– Привет, сестренка. Давно ждешь? Извини, несчастный случай с овцой.
– Давно, – отрубила Нина; она забралась в машину, благодарная за тепло в салоне. – На улице такой зверский колотун. Как я буду рада, когда мою машину отремонтируют.
– Расскажи мне про свою машину. Я сам так замерз, всю дорогу к тебе оттаивал. Там, понимаешь, ягненок застрял в сеточной ограде вдоль дороги. Мне пришлось остановиться и помочь этому дурацкому животному выпутаться.
Глупо, наверно, было думать, что у овечки в холодный февральский вечер есть по крайней мере отличная густая шерсть, тогда как на ней юбка и колготки.
– Так как там прошло? Я имею в виду вчерашний вечер, – сказал Ник. Он чуть наклонился вперед и выключил радио, которое орало на полную мощность, – шел репортаж с футбольного матча. – Хорошо проводили твою напарницу?
– Отлично. Грустно немного – мы ведь теперь не увидимся, пока реновация не закончится. А все это время Сьюки будет в Нью-Йорке.
– В Нью-Йорке? Крутые перемены.
– Она блестящий шеф-повар. Ездит повсюду.
– Ну, я уже понял. В Нью-Йорк. А что делают все остальные?
– Штатный состав передислоцируется и проходит переподготовку.
– Мне это кажется немного несправедливым. А почему не ты?
– Наверно, потому, что у меня временный контракт.
– Слушай, мы тебе точно сможем найти несколько дополнительных часов в фермерском магазине и еще в кафе. А Дэн организует тебе подработку в пивоварне. Думаю, сестра Гейли сможет платить тебе, если будешь сидеть с детьми, а у Джорджа наверняка найдется работа на бензоколонке, им всегда нужен дополнительный персонал. Правда, в ночные смены, так что, наверно, тебя это не устроит.
Нина закрыла глаза. Она была абсолютно уверена, что, нравится ей это или нет, каждый человек в семье внесет свою лепту в поиски работы для «бедной Нины», пока ресторан «Боденброк Мейнок» закрыт на реновацию. Нет, она не была неблагодарной, они все желали ей добра, но она уже выросла и вполне сама могла найти себе работу, не используя бесчисленные семейные щупальца, готовые ради нее протянуться во все стороны. Она любила свою семью до потери сознания, правда, но…
– А как насчет демонстрации неодобрения? – спросил Ник, поворачивая к ней голову.
– Никак, – сказала Нина, закрывая глаза. – Боже, как я устала. Ноги болят так, словно по ним сто слонов прошлись.
– Слабачка, – поддразнил ее Ник.
– Я на ногах с девяти утра, – сказала она. – А ресторан был набит под завязку. Даже ланч некогда было съесть.
– Так не годится. Ты должна была сказать что-нибудь.
– Не так-то все просто. Все заняты. На настоящий перерыв и времени-то не было.
– Только не говори мне, что ты сегодня ничего не ела.
Нина пожала плечами. Она, к ужасу матери, выбежала из дома, не позавтракав.
