Мальчишка ищет друга - [38]
Несколько дней назад Тошка приходил на пионерскую ферму. Он долго ходил от клетки к клетке и всё расспрашивал и расспрашивал. А Шурка отвечал так, как будто перед ним стоял не Тошка Пугач, а учитель биологии и спрашивал заданный урок. Когда Тошка дошёл до последней клетки, он вдруг стал ругать Шурку.
— Сколько этим крольчатам? — кричал Тошка. — Семнадцать дней, говоришь? В эту пору им нужно давать мягкий или даже лучше мелкодроблённый корм. А это что? Что это такое, я тебя спрашиваю?
— Ребята недосмотрели, — защищался Шурка.
Затем Тошка стал подробно объяснять, как и когда надо проводить отсадку.
— В трёхмесячном возрасте опять распределяй по группам, — поучал Тошка. — А ты этого не делаешь. Клеток не хватает? Построй новые. Хочешь, я с Калиной помогу тебе…
Шурка не спорил, кивал головой и всё записывал в блокнот: когда начинать расчёсывать пуховых кроликов, как лучше снимать пух — стричь, вычёсывать или выщипывать. Тошка советовал выщипывать. Оказывается, кроликам совсем не больно. Только выщипывать пух нужно, конечно, умеючи.
Перед уходом Тошка обещал подарить ребятам пару белых великанов.
— У меня есть на примете, — сказал он.
Шурка так и просиял.
Тогда Колька Пышнов спросил, не подарит ли Тошка заодно и Петьку-попугая для живого уголка.
— Чего захотел, а? — свистнул Тошка. Он с Петькой не мог расстаться. И с ежом Авоськой…
Это понравилось Тане. Значит, Тошка действительно любит животных и возится с ними не только ради денег. Она опять подумала, что Тошка не такой уж плохой, каким его считали.
Теперь Тане было до слёз жалко Тошку…
Таню встретила Ксения Петровна. Лицо у неё было заплаканное: она только что возвратилась из больницы, куда ездила с Тошкой.
— Шура у него, — сказала Ксения Петровна. — Может быть, и ты сходишь, Танюша. Снеси вот обед, пусть съест чего-нибудь. И прибрать в комнатах не мешает. Справишься?
— Ну, конечно, справлюсь, — обрадовалась Таня. — Я, знаете, как умею мыть полы!
— Ну, ну. Вот и хорошо, — ласково улыбнулась Ксения Петровна.
…Тошкину маму хоронили на третий день. У неё было чужое лицо — восковое, с заострившимся носом. Антон не плакал, строго смотрел в это чужое лицо и думал: нет у него мамы. Как же теперь он будет жить? Но сознание невозвратимости потери с полной ясностью пришло лишь в ту минуту, когда гроб опускали в могилу. Тогда Антон заплакал — тихо и горько, закрывая мокрое от слёз лицо руками, как будто стыдился Калины, Шевякина, Фени Рубашкиной, Шуркиной мамы…
— Вишь, как убивается! — вздохнула старуха Панина.
В этот день, как и в прошлые три дня, с Тошкой неотлучно оставался Калина. Видно, он взял на заводе отпуск. Ради него — Антона. Эта мысль впервые пришла в голову, когда Фёдор на второй день после похорон завёл разговор о новом задании, полученном бригадой строгальщиков.
— Выбрать фигурный паз — дело тонкое, — говорил Калина. — А никому другому, как Шевякину, поручили. Ценить нужно. — Свою бригаду Фёдор иногда называл именем бригадира.
Антон откликнулся не сразу. Калина вскипятил чай и подогрел давно остывший обед, принесенный Феней из столовой. Вскоре и сама Феня пришла и тоже завела разговор о новом задании. Всех волновал ответственный заказ, полученный заводом.
Было уже поздно, когда Калина сказал:
— Ну, Фенюшка, спасибо за обед, а нам пора на боковую. Завтра, учти, мы на первой смене…
Он не спросил Антона, собирается ли тот завтра на завод или нет: это само собой было понятно. Без Калины и Фени Рубашкиной, без Шевякина и завода, без Шурки Чопа уже немыслима была его жизнь. И когда позже, дней пять спустя, пришёл отец и спросил, не хочет ли сын перейти жить к нему, в его особняк, Антон решительно ответил:
— Нет, папа, я останусь со своими.
