Антон узнал старуху Панину.
Страх сразу прошёл. В эту минуту ворчливая соседка показалась Антону удивительно родной.
— Это я, Тошка, — сказал он.
— Тошка?! Чего же ты орёшь, как будто тебя режут?
— А вы чего дерётесь палкой?
— Я дорогу щупала.
— Щупали… Чуть не проткнули меня.
— Проткнёшь тебя… Ты куда? На завод? — уже приветливо допрашивала старуха.
— На завод.
— А как же твои длинноухие?
— Ребята присмотрят.
— Им же в школу!
— Школа не волк, в лес не убежит, — отшутился Антон. На сердце стало легко и свободно.
Вокруг были люди — рабочий народ. Одни торопились в порт, другие — на завод. Постукивая на стыках рельс, деловито бежали трамваи. Люди в такой ранний утренний час не очень разговорчивы, но Антону было приятно и даже радостно идти с ними. Пусть они молчат и пусть им до него нет дела, а ему всё равно хорошо с ними.
С этими мыслями Антон пришёл на завод и направился к строгальному станку, у которого его уже ждал Фёдор Калина.
— Ну, здорово! — сказал Фёдор. — А ты, брат, опоздал чуть-чуть, — и показал на часы.
— На три минуты, — улыбнулся Антон. Ему захотелось рассказать Калине, какие это были важные, может быть, даже решающие в его жизни три минуты у закрытых дверей, за которыми чудился Репа, но Тошка ничего не сказал. Молча посмотрел в круглое румянощёкое лицо Калины и полез в ящик за резцом. И Калина больше ничего не сказал об опоздании, только сообщил:
— Сегодня у нас новое задание, Антон. Давай-ка вместе помозгуем… — и, развернув чертёж на стальном столе, разгладил его большой шершавой ладонью. — Разбираешься?
— Не очень-то, — признался Антон.
— Ничего, научимся. Лишь бы охота…
Подошла Феня Рубашкина и деловито спросила:
— Ты какой класс окончил, Антон?
— Седьмой. А что? — и он покраснел, но тут же рассердился на самого себя. Ему казалось, что и Феня Рубашкина видит, каким он становится в её присутствии неповоротливым и глупым. Но она спокойно продолжала:
— Дело в том, что нужно подавать в вечернюю школу. У нас, Антон, на заводе вся молодёжь учится, и тебе придётся.
— Да я уже всё перезабыл.
— Значит, надо вспомнить. А мы с Калиной поможем тебе. Лишь бы охота…
Она повторила те же слова, которые сказал минуту назад Калина: «Лишь бы охота…» Но Антон не мог ещё сказать, есть у него охота к работе и учению или нет. Он только знал, что жизнь его в последнее время пошла другим путём и что ему очень по душе и круглолицый Калина, и Феня Рубашкина, хотя в её присутствии он почему-то чувствует себя дурак дураком.
Обедали в заводской столовой всей бригадой.
— В тесноте, зато вместе, — приговаривал Калина, и шестеро усаживались за стол, рассчитанный на четверых. И борщ, и рагу с неизменной рыжей приправой казались за этим столом куда вкусней, чем дома. Хотя Антон всё ещё продолжал стесняться, он охотно смеялся шуткам Калины, которые тот отпускал без малейшей улыбки, и даже сам сделал попытку рассказать какую-то смешную историю.
Но после работы, когда Калина довёл Тошку до Суворовской и он остался один, им опять овладело беспокойство. Ему казалось, что беда сторожит его за ближайшим углом.
И она действительно сторожила его.
Когда друзей природы обогнали звездолёты, те приуныли. Ясно, что шефы вручат вымпел «Идущий впереди» не им.
— Не вешать носа! — говорил Юра. — Надо верить в успех до конца, и вы победите.
Таня знала, что Юра так говорит только для того, чтобы утешить её. Как они могут нагнать звездолётов?
Опять друзья природы собрались для совета. Говорили, что не надо, в самом деле, вешать нос. Но Таня увидела, что Шурка Чоп никого не слушает, а думает о чём-то своём.
— Ты чего молчишь? — спросила она Шурку. — Или тебе всё равно, что нас обогнали звездолёты?
— Мне не всё равно, — ответил Шурка, — а думаю я о том, почему в витрине булочной горят три лампочки. Разве сейчас темно?
Ребята побежали к ограде, чтобы лучше видеть булочную, находившуюся против школы. Шурка был прав: в витрине булочной горели три лампочки, хотя вовсю светило солнце.
— Это просто безобразие! — возмутился Колька Пышнов.
— Давайте, ребята, пойдём к директору магазина, — предложила Таня, — и скажем, чтобы он немедленно погасил лампочки.
Ребятам понравилось предложение, но Люся Карпенко сказала, что неудобно идти всем вместе, пускай пойдут двое. Она, наверное, испугалась. Стали выбирать, кто пойдёт, и выбрали Шурку Чопа и Таню, потому что она ведь звеньевая.
— А вдруг вас погонит директор? — волновалась Люся Карпенко. — Вдруг он скажет, какое ваше дело?
— Пускай попробует! — ответила Таня. — Мы ему покажем…
Вот как она ответит! Но, когда Таня с Шуркой подошли к магазину, ей стало немного страшно.
— Иди ты вперёд, — предложила Таня. — Ты ведь мужчина, — и оглянулась. Над школьной оградой торчали четыре головы, и Колька Пышнов махал рукой: мол, не бойтесь, мы вас поддержим.
Директором булочной была женщина и на вид совсем не сердитая.
— Товарищ директор, — храбро сказал Шура Чоп, — у вас в витрине горят три лампочки.
— Ну и что же, что горят? — удивилась та. — Пускай себе горят.
— А зачем им гореть, если на улице светло? — спросил Шура, и Таня поддержала:
— Это недопустимое расточительство, если хотите знать.
