Мальчики под шаром - [9]

Не глядя ему в глаза, я поднял свою. Мы выпили. Девушка на стойке так извивалась, будто хотела что-то мучительное исторгнуть из себя.

– Виталь, никогда не понимал стриптиза. Да, красиво, а что дальше, радость онанистов?

Он посмотрел куда-то, совсем в другую сторону.

– Что ты говоришь?

– Да говорю, поколение это меркантильное.

– Есть зажигалка?

Странно в этих клубах: вроде жарко и накурено, и в то же время сквозняк какой-то, с одной стороны ты горишь, а с другой дрожишь.

Маша возвращалась. Она была счастлива. И этот парень за нею. Ну что за идиот?

– Привет, ребята! – зачем-то поздоровалась она, словно бы за своего спутника. – Макс хочет познакомиться с вами. Он продюсер, он может...

– Продюсер? – спросил Виталик.

Парень дружелюбно кивнул.

– Ну и пошел ты на…, продюсер!

Маша конфузливо замерла, гримаса ужаса исказила ее детское личико.

– Да-да, – поддержал я. – У нас своя компания. Извини.

Парень повел себя хорошо. Отодвинул Машин стул, с любопытством глянул на Виталика и просто ушел. Ушел, конечно, как победитель. Маша присела. Гнев и недоумение вкруговую бродили по ее лицу, искажая губы, глаза, брови.

– Машуль, давай выпьем на брудершафт, а? – Виталика повело в сторону.

– Это очень некорректно, понимаешь?!

– Он все врет тебе, этот пидор!

– Тебе в Воронеже за эти слова так бы по щщам зарядили!

– Пидор! А ты с-су… дурочка малолетняя!

– Ты не отвечаешь за свой базар, понимаешь?!

– Пидор!

– Я пойду, извинюсь перед ним!

– Да я его щас сам отпи… отмудохаю!

– Виталик, ты ведешь себя отвратительно, блин!

– Ну прости! Прости! – отчаянно и бессильно засмеялся Виталик, и мне показалось, приготовился встать на колени.

– Ты сам пидор, понял? Ты меня грузишь постоянно, понял?

– Ну и вали к нему! Я же вижу…

– Виталь, ну хватит! – усмехнулся я.

– Ну и прощай, навсегда, блин!

Он хватал ее за руки, а она отбивалась, уже не видя его, как от чужой помехи.

К нашему столику подошли два охранника.

– Ребята, какие-то проблемы? Может, проветримся?..

Я так думаю, что Харуки был знаком с арт-директором этого нашего любимого “Рок-Вегаса”. Ведь это очень модно быть знакомым с арт-директором. Что за должность?

Эти охранники были наши ровесники. Они что-то разглядели в нас и не стали разминаться. Даже ни разу не стукнули упирающегося Виталика, они нас пожалели, двух старых мудаков.

Виталик блевал в темном парке. Набрался на голодный желудок. Я стоял рядом и ежился от холода.

– Может, хватит, а?! – крикнул он кому-то. – Что же вы все целитесь в меня?

Я оглянулся, никого.

– Изображаете крутых? Убил ли ты в своей жизни хотя бы муху?

Я удивленно поднял голову. Над нами висел билборд. С его афиши Джон Траволта и Брюс Уиллис тянули в нашу сторону руки с пистолетами.

– Не стыдно? Пожилые люди уже!

И я с горестным презрением посмотрел на них. Действительно, сколько можно уже? До седых волос дожили, а все целятся! Вы хоть раз в жизни настоящий пистолет держали, бойцы? Или автомат Калашникова? А может, вы бегали в ОЗК и хлюпали собственным потом в сапогах? Идите домой, гоу хоум, не надо здесь ни в кого прицеливаться!

– Щас, щас, Вась, я освежился уже! Мне хорошо. Щас в “Хангри Дак” пойдем. Догонимся.

– Какой тебе “Хангри Дак”, Виталь?!

– Бросаешь друга?

Ему пришло сообщение на мобильник. Он с такой силой выхватывал его из кармана, что уронил и ползал на коленях по снегу и грязи.

Экранчик освещал его счастливое лицо, трясущиеся руки.

– Ваши возможности при нуле, – прочитал он. – Ваш телефон заблокирован… Твари! Бросайте меня… Друзья?! – крикнул он и ответил обиженно сам себе под нос. – Нет друзей.

– Давай посидим.

Сели на спинку холодной скамейки. Виталик икал.

– Ты заметил, ик? У них даже одежда такая, ик, какая-то, чтобы, ик, их удобнее было использовать! Мальчики похожи на девочек, девочки на мальчиков.

– Зато у тебя есть роман.

– У-у… Страшная вещь получается, даже отцу не смогу дать почитать!

– Хорошо.

– Ну что, Вась, “Хангри Дак”, говоришь?

– Виталь!

– Ты меня бросишь, друг?! Ведь ты мне друг? Ведь у нас больше никого нет?

Мы шли с ним в пустой, холодной ночи, и казалось, что мы спешим по важному делу, по особому заданию, а мы шли от нечего делать – тоски, пустоты и затаенной похоти. Особенно я.

– Так! – Он сжал мне локоть. – Приготовились! Делаем вид, что мы очень трезвы!

В эту “Хангри Дак” мы всегда падали, как в яму. Ты вроде бы поднимаешься по лестнице вверх, слышишь глухой рокот и шум, счастливая тревога клокочет в душе, ты даже спешишь, будто тебя там ожидает что-то новое, словно бы там какие-то классные твои ровесники, которые бурно размышляют над решением очень важной для всего мира задачи. Но когда входишь туда – падаешь в яму и копошишься среди таких же пьяных и безумных людей с фосфоресцирующими глазами, среди несчастных людей. Здесь так темно, что не различаешь цвета – все серо-черное.

Мы с Виталиком были пьяны, и потому нам уже не казалось, что здесь тесно и что очень громкая музыка. С развратнейшей ухмылкой на лице я закурил. В центре барного овала танцевала обнаженная юная девочка, а вокруг бесновалась толпа. Охранники сталкивали тех, кто пытался взобраться на стойку. Она танцевала так страстно, будто перед жертвоприношением, словно бы у нее осталось несколько минут, перед тем как толпа разорвет ее струящееся тельце на трепещущие кусочки. Мосластый, мускулистый негр лазил возле нее с фотоаппаратом и пусто щелкал затвором, он как бы сглаживал этим жуткий эффект от ее безбожно откровенных поз, придавал этому развратному танцу вид искусства.