Мальчики под шаром - [8]

– Вые… – чуть не сорвалось у меня с языка. – Выпендривается.

– Так моя мама говорит! – засмеялась она.

– И моя.

– Харуки Мураками! – узнал Виталик издалека. – Его романы похожи на японского подростка, перекрасившегося под европейца, линзы, белые волосы…

– Я люблю Харуки Мураками, – словно бы с вызовом сказал Маша. – Он, как ты, пишет, только у тебя рассуждений много.

– Все москвичи любят Мураками.

– Я не все… я не москвичка.

– Давайте выпьем? – перебил я их опасный спор. – Виталиус, ты обещал нас научить.

– А пойдемте немного потанцуем, друзья? – Она привстала.

– Маш, мне надо напиться, – сказал я. – А так я боюсь…

Она посмотрела на угрюмого Виталика и пошла одна в темную, барахтающуюся толпу.

Виталик молча стукнулся со мной и выпил. Мы закурили.

Официантка принесла нам несчастные чипсы, соль и лимон.

– Принесите всем по сто водки с соком! – вдруг сказал он. – Только сок отдельно.

– ….?

– Что?!

– Какую водку будете?

– “Кристалл”.

– …

– Что?

– “Кристалла” нет!

Виталий тупо уставился в меню. Все остальные водки были страшно дорогие, как жидкое золото. Официантка пошевелила губами и ушла.

– Почему у нас никогда нет денег, что это за херня такая?! – разозлился он.

– Потому что мы не работаем.

– Я? Я – понятно, я не продаюсь. А ты почему не работаешь? Ехал бы в свой колхоз и работал бы агрономом.

– Колхоза нет, Виталь, я тебе уже говорил об этом. Из деревни все бегут.

– Что ты плачешься? Приноси добро людям! Ухаживай за детьми инвалидами.

– А ты? Сам.

– Я уже думал над этим: приносить добро людям, быть нужным, – он смеялся и близоруко всматривался в толпу. – Не хочется. И не потому, что за это денег мало платят, а просто сил нет, апатия, уж лучше бомжем, открутить себе голову и ни о чем не думать и ничего не делать, и по херу все, и так сколько протянешь.

На барной стойке, постепенно обнажаясь, танцевала девушка. Появился искусственный дым, кажущийся холодным и свежим, будто смоченный какой-то химически сладкой жидкостью. В горле слегка першило.

– Виталь, у меня есть деньги.

– Хорошо, Вась, я потом отдам. Я же отдаю всегда, ты знаешь.

От толпы отделилась Маша, вместе с ней шел тот самый парень в бейсболке, задержались у стола с какими-то его знакомыми. До меня донеслись слова: Локейшн… У нее афигенный фесюн… Бэк апом пойдешь… Алишер снимает потрясающий видеоклип…

Идут к нам. Парень, видимо, хотел познакомиться, но мы опустили головы. У него была толстая попа и тесно стиснутые ляжки. Такие всегда валятся с одного удара. Все хорошие бойцы всегда косолапые. Его вовремя кто-то окликнул. Попа исчезла.

– Ну что Харуки Мураками? – пересиливая себя, дружелюбно спросил Виталик.

– Он работает в продюсерском центре! – Она задыхалась. – Они раскручивают молодые дарования, прикиньте!

Мы с Виталиком засмеялись, а она обиделась. Сжимала губки и двигала ими, такая презрительно-задумчивая мина. Так часто делают молодые, я уже замечал. На самом деле это от неуверенности в себе, от внутреннего волнения. Ведь юность всегда волнуется: что же дальше, что же будет со мной, как я устроюсь в этой жизни?

И вдруг вспомнил, что в моем советском детстве так делали хулиганистые парни, только у них в губах торчала спичинка. Сейчас спичек нет, зажигалки.

– Ну Москва! – Виталик миролюбиво вскинул руки. – Город больших возможностей.

В ее лице было неуловимое что-то от зверька: то ли широко расставленные глаза, чуть раскосые, то ли в бровях, широко расходящихся от широкой переносицы, то ли в том, как они хмурятся. То ли в том, как она зажимает зубами чипсинку, а руками ищет мобильник в сумке, то ли в мелких и ровных зубках.

– Давай пересядем! – сказал ей Виталик. – Меня уже задолбало это эмтиви.

Напротив нас висел длинный прямоугольник экрана. Там мелькали какие-то геометрические фигуры, но если остановить на экране взгляд – люди поют, оказывается.

– А меня прёт от этой музыки! – Пересела, сдвинула губки набок и уставилась в экран мобильника.

Молча, каждый по себе, выпили. Она пригубила сок.

– Смотри, Вась, как они наркотики передают. – Она склонилась ко мне.

От нее пахло школьной дискотекой. Так жалко ее стало.

– Сначала двое выходят в круг, – монотонно говорила она и поглядывала из-под челки. – Начинают перебирать ногами и мутят руками…. Смори, смори – поздоровались, экстази на башли поменяли. Всё…

– Это тебе Харуки Мураками рассказал?

– Виталь, не парься.

– Что у тебя за сленг дурацкий? Я же тебе писал по “аське”.

– Виталь, ты меня постоянно грузишь, блин!

Мы не сразу заметили Харуки. Он стоял за моей спиной, рядом с Машей. Она смутилась, ей было приятно и в то же время неловко перед Виталиком. Надо же. Харуки что-то сказал ей. У Виталика скривилось лицо, и он готовился выдать едкое оскорбление. Парень снова что-то крикнул ей на ухо. Мне послышалось: “вальс”.

– Но ведь под ЭТО медляк не танцуют! – Она растерянно развела руками.

Парень поднял кулак и медленно, как американец, разжал три пальца, все стихло. А потом… Виталик вздрогнул и просиял. Это была его любимейшая песня Леонардо Коэна. Он переводил ее мне, что-то типа: “Танцуй со мной. Танцуй, хотя бы ради наших несбывшихся детей”…

Виталик даже дернулся. Но парень уже увел Машу. Вот же она только что сидела со мной… Виталик дебильно протягивал руку в пустоту, а потом сжал рюмку.