Макорин жених - [25]

Егор сделал покупки, вышел из лавки, незаметно присел на бревнышко за рундучком. Присел, да и сам не рад: разговор-то как раз о нем.

— Бабьи сплетни, может, я в том не ручаюсь, только от самостоятельных людей в Сузёме слышал, не от пустобрехов, будто Макорка-то ему голову крутит, а сама над ним же изгиляется, — говорил Семен Бычихин, поглаживая бороду. — Парня-то прямо жалко, смирный он, работящий, не вертопрах…

— Такие чаще и попадают на удочку, — рассудил проезжий мужик из дальнего села. — Нынешние девки что — оторви да брось, Она глаза щурит и недотрогу из себя выказывает, ты втюришься по самые уши да еще и выше. Она тебе чище богоматери видится, а отвернись на часок — и такое она навытворяет, что язык не поворотится сказать.

— Макорка, она экая и есть, — перебивает мужика Фишка Мизгирев.

Приезжий недовольно смотрит на него: юнец, а в беседу взрослых встревает. Но Фишку строгий взгляд не остановит. Он, как ни в чем не бывало, продолжает.

— Кто ее не знает, Макору? В деревне не пожилось — в лес метнулась. А там, на базе-то, конюхи кровь с молоком, переходи, знай, от одного к другому…

Он не успел, закончить. Страшный в своей ярости, с побелевшими щеками, Егор шагнул через бревно и, ни слова не говоря, поднял над Фишкой мешочек с солью.

Семен Бычихин схватил Егора за рукав.

— Что ты, парень, Христос с тобой, одумайся…

Фишка крикнул по-заячьи, увернулся от удара и побежал к дому, голося на всю округу.

Бережной обвел всех невидящими глазами, тряхнул рукой, освободил рукав из Семеновой горсти и направился по дороге к Сосновке.

3

По-разному люди думают. У одних дума, что весенний ручеек бежит, легко и быстро перебирается с камушка на камушек, позванивает струйкой. У других — будто широкая река, течет просторно, плавно, уверенная в себе, гордая глубиной и полноводьем. Третьи думают, словно жернова ворочают. Их дума похожа на пруд: сперва вода копится, помаленьку, потихоньку, поднимается, заливает берега, тяжело напирает на плотину и уж когда переполнит запруду, с шумом-грохотом обрушивается на лопасти мельничного колеса. Первых зовут легкомысленными, вторых — рассудительными, третьих — тяжкодумами. Егор был тяжкодумом. И Платонидина злая напраслина, ловко пущенная по миру, оказалась той каплей, которая переполнила пруд. Не поверил ей Егор, как не верил всем сплетням и наговорам о Макоре. Но жернова-думы заворочались медленно-медленно, грузно-грузно в одном направлении. Что же, в самом-то деле, век так ходить вокруг нее, поклоны класть? Пусть люба, пусть пригожа, а мы-то что сами — в рогоже?

А пока со скрипом и стуком ворочались Егоровы жернова-думы, в это время Платонида развила бурные хлопоты. Со всех сторон начали окружать Егора, оплетать его святошины сети. Не сама, а через других Платонида настроила Егорову мать. Это было нетрудно, потому что старухе и самой хотелось, чтобы сын забыл Макору и женился на другой. Мать чаще и чаще стала заводить разговоры с сыном о женитьбе. Называла и прихваливала Параню, девку видную, дородную и не без приданого.

О Паране Егор слышал и от других, сном-делом не ведая, что это не без Платонидиных наветов. Незаметно для себя он стал подумывать о ней. Параня, Параня! С Макорой ее не сравнишь, и Егора совсем к ней не тянет. Но старики, может, и вправду врут, что поживется — слюбится.

Встретится Параня на улице, поклонится чиннехонько, потупит глаза, покраснеет. На посиделках случайно ли, нет ли доводится Егору сидеть рядом с ней и раз и два. Иногда и сама Параня заходит в Егорову избу то за дрожжами для стряпни, то за утюгом, то соли взаймы попросит. Уселись ужинать, хвать — а соли-то и нет. Иной бы удивился: пришла за солью, дома ужин ждет, а она с Лушей ленты перебирает битый час, броши примеривает, на Егора ласково поглядывает, не спешит домой. Егору невдомек девичья хитрость, он сам хитрить не умеет и других на свой аршин меряет.

Недавние холостяки-приятели, теперь уже женатые мужики, иногда при встречах, бахвалясь прелестью семейной жизни, в шутку жалеют Егора, сочувствуют ему и намекают, что одна только в небе луна, а невест — полон насест. Егор привычно отшучивается, говорит, что не питает к женатым зависти. А невест найдется, стоит лишь поискать… Так говорит, а сам думает о Макоре. Может, свата к ней послать? У самого ничего не выходит, так не поможет ли сват?

4

Егор пришел к Анне Прохоровне, Митиной матери. Помялся у притолоки, походил по избе, прислонился к печному кожуху. Анна Прохоровна чистила картошку. Через плечо она оглянулась на позднего посетителя.

— За делом каким-то, чую, Егорушко…

Он водил ладонью по печной щеке, горячей, неровной, переступал с ноги на ногу.

— Дело небольшое, Анна Прохоровна, есть. Не сходишь ли ты свахой? Жениться задумал…

От неожиданности Анна Прохоровна уронила картофелину, повернулась на стуле.

— В добрый час, в добрый час, Егор Павлович! От хорошего человека и свахой быть хорошо. К кому идти-то, сокол?

Она ждала, что услышит ответ: к Паране. Еще вчера об этом был разговор с Егоровой матерью, и та прямо называет Параню невесткой. Да и Анне Прохоровне казалось, что Параня — самая пара Егору. А он ответил: