Махтумкули - [7]
— Нет, отец, — стоял на своем Махтумкули, — любой властелин жаждет славы и не открывает никаких дверей, кроме двери смерти.
— Здесь нет мечтающих о могиле, поэт! — Карли-сердар все еще старался сдерживаться. — Мы мечтаем о спокойствии, ищем путей благополучия. Нам нужен покровитель, который уберег бы людей от бедствий.
— Только не ищите его в Ахмед-шахе Дуррани, сердар-ага.
— Где же прикажешь искать? — не сдержал наконец раздражения Карли-сердар. — Может быть, ты подскажешь нам более верный путь?
— Этот путь надлежит искать согласованно, сердар-ага. Сообща искать. Надо послать людей к иомудам. С текинцами посоветоваться надо. Может, выход в том, чтобы объединить все туркменские племена и…
В дверь просунул голову козлобородый старик:
— Сердар-ага, атрекцы прибыли.
Новость была своевременной, ибо сердара уже тяготил разговор, и он устал сдерживаться.
— Давайте встретим гостей.
Все присутствующие зашевелились, поднялись, потянулись за сердаром наружу. Выходя, Довлетмамед тронул сына за рукав:
— Зря не горячись, обдумывай слова до того, как произнести их. А лучше вообще не спорить. Карли-сердар не откажется от своей затеи, будет отстаивать ее, пока лоб о камень не расшибет. Ты, к сожалению, не камень, сынок. Иди лучше отдохни.
Махтумкули и сам понимал несостоятельность своих убеждений — Карли-сердар был своенравен и упрям, как мул, — поэтому беспрекословно принял отцовский совет. Но по пути к дому все еще продолжал мысленно спорить с сердаром, доказывал его неправоту, остерегал, предрекал осложнения.
В кибитке Абдуллы весело смеялся Мамедсапа. Махтумкули ополоснул руки из стоящего возле порога кумгана, вошел. Братья пили чай и вели непринужденный разговор.
— Тебя ждем, — сказал Мамедсапа.
— Выпей пиалу чая, пока шурпа подогреется, — предложил Абдулла.
Махтумкули присел к сачаку[9].
Три брата… Все трое крепки, как карагачи. Высокие, ладно сложены. На первый взгляд трудно даже определить, кто из них старше, кто младше. Абдулле только что тридцать стукнуло, на целых шесть лет обогнал он меньшого, а выглядит совсем молодо и не очень обликом от Махтумкули отличается. Разве что покряжистее. Да лицо загорелое до красноты. У меньшого же лицо светлое. И взгляд печальный, задумчивый. Что до Мамедсапы, то этот почти копия Махтумкули, однако глаза излучают добродушие и радость жизни, нет в них печальной сосредоточенности младшего брата.
— Ну что, удалось переубедить сердара?
На вопрос Мамедсапы Махтумкули ответил не сразу. Налил чай из чайника в пиалу, вылил обратно. Еще раз проделал то же самое.
— Сердар наш из тех ловкачей, что и овечий курдюк с волками делят, и с чабанами застолье водят. Под прикрытием Ахмед-шаха он рассчитывает стать владыкой гокленов, а при удаче — и всех туркмен. Где для такого найти убеждение? Он ничего не теряет, заигрывая с Ахмед-шахом. Но вот бы оба…
Мамедсапа пожал плечами:
— Я не еду.
— А ты, Абдулла? Какую ты преследуешь выгоду, собираясь в Кандагар?
Абдулла промолчал, сделав вид, что занялся чаем.
— Ты не задумывался, почему не едет сам сердар? Почему он сына своего, Адна-хана почему не посылает? Да потому, что он хитрее нас с вами! Он не хочет играть в прятки с судьбой, он знает цену своей жизни. Мы же… мы не знаем ни цены, ни вкуса бытия. Мы — как щенки с голубыми глазами!
Наступило молчание. Оно затягивалось. Никто не отвечал на страстную тираду Махтумкули. Он сам нарушил молчание:
— Ахмед-шах подобен волку с окровавленной пастью, а волк не может быть хранителем овец. Не уезжай, брат!
Вместо ответа Абдулла сокрушенно и виновато вздохнул.
Подбив под грудь подушку, Махтумкули лежал и читал отрывки из отцовской поэмы «Проповедь Азади».
Небольшой дом, сложенный из сырцового кирпича, был любимым местопребыванием поэта. Он проводил здесь все свое свободное время, часами, не вставая, читал или писал. Благо, летом здесь было прохладно, зимой — тепло.
Дом этот построен был руками самого Махтумкули. В бытность свою в Хиве поэт интересовался ремеслом строителя, научился делать кирпичи, складывать стены, укреплять кровлю.
А потом, с помощью братьев, конечно, решил строить в селе необычное жилище.
Да, для Хаджиговшана это был единственный в своем роде дом. Вокруг были либо войлочные кибитки, либо камышовые мазанки. Хаджиговшанцы могли бы при желании строить более солидные жилища, да не располагала к этому сама жизнь — беспокойная и ненадежная из-за частых набегов кизылбашей.
Строительный лес для дома Махтумкули привез из-за гор Из того же леса были напилены доски для книжных полок. Полки занимали в доме главенствующее положение, являлись главным предметом обстановки, и были сплошь заполнены книгами и свитками рукописей.
Пол покрывали камышовые циновки. Сверху были расстелены кошмы. А там, где обычно располагался Махтумкули, радовал глаз переливами красок искусный, с удивительно светлым орнаментом ковер. На нем лежал сейчас поэт, читая «Проповедь Азади».
Он гордился талантом своего отца. А как не гордиться? Среди народа Довлетмамед Азади считался ученым, постигшим семьдесят две науки[10]. Его газели и дидактические стихи пользовались огромной популярностью от Хивы до Бухары. Он знал наизусть все суры Корана, знал шариат, тарыкат, хакыкат
Классик туркменской литературы Махтумкули оставил после себя богатейшее поэтическое наследство. Поэт-патриот не только воспевал свою Родину, но и прилагал много усилий для объединения туркменских племен в борьбе против иноземных захватчиков.Роман Клыча Кулиева «Суровые дни» написан на эту волнующую тему. На русский язык он переведен с туркменского по изданию: «Суровые дни», 1965 г.Книга отредактирована на общественных началах Ю. БЕЛОВЫМ.
В романе К. Кулиева «Черный караван» показана революционная борьба в Средней Азии в 1918–1919 годах.
Совсем недавно русский читатель познакомился с историческим романом Клыча Кулиева «Суровые дни», в котором автор обращается к нелёгкому прошлому своей родины, раскрывает волнующие страницы жизни великого туркменского поэта Махтумкули. И вот теперь — встреча с героями новой книги Клыча Кулиева: на этот раз с героями романа «Непокорный алжирец».В этом своём произведении Клыч Кулиев — дипломат в прошлом — пишет о событиях, очевидцем которых был он сам, рассказывает о героической борьбе алжирского народа против иноземных колонизаторов и о сложной судьбе одного из сыновей этого народа — талантливого и честного доктора Решида.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.