Люкс-мадера-фикус - [2]

— А-а, это она про свою квартиру в центре! — догадывались слушательницы. — Чтоб с Романом Викторовичем не разменивать!

— Не знаю, утверждать не буду. Размениваются после развода, а они фактически состоят в браке. Про развод разговору не было.

— Ну-ну, «затаскаю по судам» — а дальше, дальше-то что?

— Выскочила и дверь за собой не удосужилась затворить. Только цокот копыт на лестнице. Будем так говорить: Буденный на боевом коне поскакал в атаку. Николай голову повесил, как в той песне, про одноименного мужика. И Юлька тоже глаза в пол. Я хочу потихоньку выйти, чего мешать, а он в этот момент очнулся, глядит исподлобья, будто впервые видит. «Чего тебе?» — спрашивает. «Соли, — говорю, — хотел одолжить». Юлька лепечет: «Возьмите на кухне». И опять оба в пол уставились, фактически словно каменные.

В этом месте Чузыркин делал большую паузу, нахлобучивал шляпу, которую носил круглый год при любой погоде, и вставал с невнятным ворчанием. Однако его удерживали, улещали очередной стопкой. Чузыркин усаживался плотнее, со вкусом выпивал ее и уж более не пренебрегал закуской, давал оценку соленому огурцу:

— Огурец люкс-мадера и даже фикус! Сама солила аль покупной?

— Сама, сама, батюшка, не томи душу!

— Так на чем я остановился?

— Москвичка ускакала на кованых каблуках, а Колька с Юлькой в столбняке сидят.

— Ага. Как из столбняка вышли, я того не видал. Вот Ромочку этого — будем так говорить: Романа Викторовича — увидел на другой день. Приехал, видать, с первой электричкой. Сидит у подъезда на лавочке, ждет своей жалкой участи. Я в магазин наладился, по сигареты, ну и присел рядом скоротать время до открытия магазина. Кого, спрашиваю, дескать, ждете, молодой человек? «Юлию…» — «Это какую Юлию? Квасову, что ли?» — «Она, — отвечает, — не Квасова, а Чобану». — «Отродясь такой фамилии не слыхал». — «Она ж с Молдавии, — объясняет, — отец молдаван, мать русская». — «У нас одна Юлия проживает, и фамилия у нее Квасова». — «Ошибаетесь, — говорит, — фамилия у нее девичья по отцу». — «И на что она вам понадобилась?» — «Поговорить надо». — «А с мужем ее не желаете поговорить?» — «Не желаю, но тоже надо». — «И об чем?» Он говорит: «Вы, наверное, Чузыркин? Мне Юля о вас рассказывала». — «Ну Чузыркин». — «Вы не могли бы со мной к ним пройти? А то мне одному как-то… не то чтобы боязно, а смущаюсь».

— Знает кошка, чье мясо съела. Кроткий какой!

— Кроткий, а где прыткий слишком. «Пошли», — говорю. Самому интересно стало. Звоним в кнопку — тишина. Дверь толк — не заперто. В комнату входим, а они в той же позиции. Сидят как неживые. Ну, я поздоровался, Роман Викторович тоже что-то промявкал. Юлька вздрогнула. Николай не мигнет, не моргнет, только мычит: «Ты… ты… ты…» Угадал, что за личность со мной явилась. Встал с дивана — страшный, косматый, черный. Тут Юлька вскакивает, спиной своего Ромочку загородила, ручонки раскинула, кричит Николаю: «Не смей!» Из того, словно из шарика, весь газ и вышел. Обмяк, сел опять, усмехается. А усмешка фактически такая, бабы, как у черепа на трансформаторе под стрелой молнии.

— Жуть-то какая…

— Николай задает вопрос: «С чем пришли, Роман Викторович?» Вот она когда жуть-то началась! Кабы сам не видел, никому не поверил бы. Этот Роман Викторович отстраняет от себя Юлию, встает перед Николаем на коленки и произносит: «Простите нас, Николай Иванович. Любовь сильнее морального кодекса. Ничего поделать с собой не можем, и мы видим токо один выход…» Николай ставит вопрос: «Какой?» Роман Викторович дает ответ. И от этого ответа у меня мороз по коже фактически по всей поверхности… — Здесь Чузыркин уже без спросу наполнял стопку, выпивал залпом и восклицал на выходе: — «Я прошу у вас ее руки».

— Руки-и?! У живого мужа?!

— Ну! Отдай жену дяде, а сам иди, будем так говорить, к тете! — Удовлетворенно переждав шум, рассказчик подкреплял повествование историческими примерами. — В старину такие случаи вообще бывали. Вспомните народную песню про Хаз-Булата. В ней тоже какой-то гад просит живого мужа отдать жену и предлагает калым по тем временам люкс-мадера-фикус. Роман Викторович калыма не предлагает, но просит самоуверенно. У Николая кровля, видать, поехала. Говорит… — На этом слове Чузыркин загадочно умолкал, испытывая нервы слушателей.

— Ну что, что он говорит-то? — теребили его.

— Вы сейчас упадете. Николай говорит: «Бери».

— Так и сказал?!

— Я же давал оценку: сдвинутый! Герой песни! Хотя в том старинном случае, если помните, конец другой. Там как дело было? Хаз-Булат ударил жену кинжалом, подхватил на руки и преподнес гаду: на, получай, морда бессовестная! А наш Хаз-Булат только башкой мотнул. Уточняет: «А вы знаете, что Юлия в положении?» Роман Викторович отвечает: «Знаю. Кто бы ни был отцом будущего ребенка, буду ребенка любить как собственного. И даже еще сильней». Николай зубами скыр-скыр, и тут я ему на глаза попал. Рычит: «Чузыр-ркин, тебе какого опять рожна?» Я отвечаю: горчицы, мол. Николай в ответ: «Пошел к чертовой матери!» Ну я и пошел. Будем так говорить, у меня и без горчицы все нутро продрало…

Теперь Чузыркин окончательно надевал шляпу.