Людовик XIV и его век. Часть вторая - [24]

Это мадемуазель де Монпансье, преданная своему слову, убила, как позднее выразился кардинал Мазарини, из пушки Бастилии своего мужа.

Ее решительный поступок спас принца де Конде. Королевская армия, не ожидавшая такого чудовищного проявления настроений парижан, в страхе остановилась. Конде собрал свои отряды, пошел в атаку, отбросил Тюренна и смог спокойно произвести отступление.

В стане короля все были настолько уверены в победе, что королева даже послала карету, чтобы привезти в ней пленного принца де Конде, а кардинал, у которого в Париже были соумышленники, особенно вблизи ворот Тампля, которые в тот день должен был охранять г-н де Генего, королевский казначей и полковник милиции тамошнего квартала, воскликнул, услышав грохот пушек Бастилии:

— Отлично! Пушки Бастилии стреляют по солдатам принца де Конде!

— Дай Бог, монсеньор, — произнес кто-то, оказавшийся рядом с ним, — чтобы они стреляли не по нашим солдатам!

— Быть может, — заметил другой придворный, — мадемуазель де Монпансье вздумалось посетить Бастилию, и пушки стреляют в честь ее прибытия?

Однако маршал де Вильруа не стал обманывать самого себя, и, покачав головой, произнес:

— Если мадемуазель де Монпансье сейчас в Бастилии, то, поверьте, это не в ее честь стреляют, а она сама стреляет!

Через час все выяснилось, и королева поклялась в вечной ненависти к мадемуазель де Монпансье.

Потери королевской армии были огромными, особенно впечатляли имена погибших. Господин де Сен-Мегрен, генерал-лейтенант, командовавший легкой кавалерией короля, был убит; одновременно с ним был убит маркиз де Нантуйе; г-н дю Фуйу, знаменщик гвардии королевы и любимец короля, пал от руки самого принца де Конде; наконец, Паоло Манчини, племянник кардинала, красивый, подававший большие надежды шестнадцатилетний юноша, был ранен, совершая подвиги во главе морского полка, находившегося под его командованием, и умер вследствие этого ранения.

Вечером в Люксембургском дворце состоялся большой прием; все превозносили мадемуазель де Монпансье за то, как она вела себя в этот день, но особенно все восхваляли принца де Конде за проявленное им величайшее мужество. Выслушав причитавшуюся ему часть похвал, он признался, что это сражение было самым жестоким из всех, в каких ему доводилось участвовать.

Тщетно искала мадемуазель де Монпансье среди всех этих придворных маркиза де Фламарена: никто его не видел, и никто ничего не знал о его судьбе. Принцесса приказала начать самые тщательные поиски, и в конце концов его тело, простреленное пулей, нашли в том самом месте, где за несколько лет до этого он убил на дуэли г-на де Канийяка. Вследствие какого-то странного обстоятельства, которое никто не сумел объяснить, горло убитого было перетянуто веревкой.

Так осуществилось сделанное ему предсказание, что он умрет с веревкой на шее.

XXVIII. 1652

Собрание в ратуше. — Необычный опознавательный знак. — Новые затруднения у герцога Орлеанского. — Проект союза. — Нападение на ратушу. — Всеобщая исповедь. — Тревоги принцев. — Мадемуазель де Монпансье получает новое поручение. — Ее жуткие встречи. — Храбрость принцессы. — Ее приход в ратушу. — Она спасает купеческого старшину. — Двор удаляется в Понтуаз. — Декларация Парламента в пользу герцога Орлеанского. — Ответный указ королевского совета.

Париж оказался во власти принца де Конде, хотя, что было крайне необычно, он взял его не приступом, а отступлением. Однако занять город военным путем было половиной дела, следовало установить там еще и административную власть, а это могло произойти лишь благодаря уступке городскими чинами части своих полномочий. С этой целью было решено созвать собрание, на котором, как надеялись принцы, рассчитывавшие на содействие нескольких своих сообщников, они могли бы добиться этой уступки под видом союза.

Чтобы различать в толпе своих солдат, принц де Конде приказал им украсить свои шляпы пучками соломы, и все его солдаты подчинились приказу, после чего народ, увидев этот новый опознавательный знак, перенял его. В итоге любого, кого в день собрания встречали без соломенного жгута на шляпе, если это был мужчина, или на плече, если это была женщина, преследовали с криками: «Солому! Солому!», пока он не водружал на себя этот своеобразный флаг. Носить его оказались вынуждены все, вплоть до монахов, и один кармелит, пожелавший воспротивиться этому, был так жестоко избит, что его приняли за мертвого.

В тот момент, когда герцогу Орлеанскому нужно было отправиться в ратушу, у него, как обычно, не хватило на это духу; он колебался, отыскивал самые лучшие отговорки из числа тех, какие у него всегда были в запасе, и так тянул, что прибыл туда только в четыре часа, хотя открытие собрания было назначено на два.

Дело, однако, было чрезвычайно важным: на этом собрании герцога Орлеанского должны были признать, как это уже было сделано Парламентом, главным наместником государства, имеющим правом отдавать всем приказы в силу властных полномочий короля, которое ему предстояло сохранять до тех пор, пока его величество будет оставаться пленником в руках кардинала Мазарини, объявленного врагом государства, возмутителем общественного спокойствия и пр., и пр.