Людовик XIV и его век. Часть вторая - [2]

Начиная с этого времени Мондори стал получать признание у публики, и на него обратил внимание сам кардинал Ришелье, взявшийся покровительствовать театру Маре, которым руководил Мондори. Однако в 1634 году король, в отношении мелких дел всегда находившийся во вражде с кардиналом, забрал Ленуара и его жену из труппы Маре, желая доставить неприятность его высокопреосвященству, и перевел их в Бургундский отель. Вот тогда Мондори и принял в свою труппу актера по имени Барон и, удвоив старания, продолжал поддерживать славу театра Маре, которой вскоре весьма поспособствовала трагедия Тристана Л’Эрмита «Мариамна», продержавшаяся на сцене сто лет и соперничавшая в успехе с «Сидом». Роль Ирода в «Мариамне» стала триумфом для Мондори. Но однажды, когда этот превосходный актер исполнял упомянутую роль, с ним случился апоплексический удар, вследствие которого его речь стала настолько затрудненной, что он не смог больше играть. Позднее кардинал Ришелье попытался заставить его снова подняться на сцену, но актер был не в состоянии доиграть свою роль до конца, что дало принцу де Гемене повод сказать: «Homo non periit, sed periit artifex», то есть «Человек еще жив, но артист уже умер».

При всей своей немощи Мондори оказал театру Маре еще одну услугу, пригласив в его труппу Бельмора, носившего прозвище Капитан Бахвал, прекрасного актера, который, правда, играл в театре недолго, ибо затеял ссору с Демаре и тот ударил его тростью; Бельмор не осмелился отомстить любимцу кардинала, но оставил театр, пошел в солдаты, стал комиссаром артиллерии и был убит на поле боя.

Кардинал, давно намеревавшийся создать из двух трупп одну, пригласил всех этих актеров играть в своем театре. Барон, Ла Вилье, ее муж и Жодле отстаивали честь труппы Бургундского отеля, а д’Оржемон, Флоридор и Ла Бопре — честь труппы театра Маре, которой отдавал свои пьесы Корнель.

Если верить отзывам современников, д’Оржемон стоил большего, чем Бельроз, который, по словам Таллемана де Рео, «был нарумяненным комедиантом, опасливо высматривавшим, куда бросить свою шляпу, чтобы не испортить ее перья». Что же касается Барона, то он, по-видимому, великолепно играл роли ворчунов. Кончил жизнь этот актер весьма странным образом. Играя роль дона Дьего, он уколол себе шпагой ногу, на месте укола началась гангрена, и он умер из-за этой царапины. Он имел от своей жены шестнадцать детей, в числе которых был и знаменитый Барон-сын, с удивительным успехом игравший позднее главные роли как в трагедиях, так и в комедиях.

Мадемуазель Барон (как известно, звание «мадам» давалось только дворянкам) была не только превосходной актрисой, но еще и одной из самых красивых женщин своего времени. Когда она удостаивалась милости присутствовать во время туалета королевы-матери, то Анне Австрийской достаточно было сказать своим фрейлинам: «Сударыни, а вот и мадемуазель Барон», как все они разбегались, настолько даже самые красивые из них боялись показаться уродливыми рядом с ней. И потому, когда 7 сентября 1662 года она умерла, «Историческая муза» Лоре опубликовала посвященное ей хвалебное стихотворение, начинавшееся так:

Понес Париж и впрямь большой урон:

Преставилась актриса Ла Барон.

Столичной нашей публики кумир,

Она покинула сей бренный мир и т. д.

Примерно в это время в театре Маре случилось происшествие, чуть было не окончившееся так же трагически, как и в случае с Бароном. Ла Бопре, которая начала стареть и характер которой с годами стал портиться, повздорила однажды с молодой актрисой, своей соперницей, и та в споре с ней не стеснялась в выражениях.

— Ну что ж, — сказала Ла Бопре, — я вижу, мадемуазель, что вы хотите воспользоваться сценой, которую нам сейчас предстоит играть вместе, и драться на самом деле!

Пьеса, которую они должны были играть, была фарсом, где две женщины действительно дрались на дуэли. Раздобыв после описанной нами размолвки две острые шпаги, Ла Бопре дала одну из них своей сопернице, и та, полагая, что в руках у них, как обычно, тупые рапиры, без всякого опасения приготовилась к бою, но уже через мгновение поняла свою ошибку. Ла Бопре нанесла ей удар в шею, и молодая актриса тотчас же облилась кровью. Она быстро отступила назад, преследуемая Ла Бопре, которая горела желанием ее убить; на крики несчастной сбежались актеры, вырвавшие ее из рук врагини. Это событие произвело такое впечатление на бедную женщину, что она поклялась никогда больше не играть в пьесах, где будет участвовать Ла Бопре, и сдержала слово.

Тем временем Бельроз, управлявший театром Бургундского отеля, сделался святошей и заговорил о своем желании уйти от дел. Флоридор, служивший тогда, как уже было сказано, в театре Маре, договорился с Бельрозом о покупке его должности за двадцать тысяч ливров: это была первая продажа такого рода, и основывалась она на пособии, которое начиная с этого времени король предоставлял Бургундскому отелю. О самом Флоридоре сожалели мало: это был посредственный актер, которому некогда проткнули шпагой легкие, после чего он всегда был бледен и страдал одышкой. Однако его уход нанес сильный ущерб труппе театра Маре, ибо вслед за ним в Бургундский отель ушли лучшие артисты.