Люди земли Русской. Статьи о русской истории - [87]

– Изъять и уничтожить этот хлам, – постановила комиссия.

Мы устремились к Головину, и он, тщательно взвешивая каждое свое слово, умело избегая подводных рифов, добился от комиссии разрешения сохранить эти ценности в качестве особого закрытого фонда. Их уложили в отдельные шкафы и запечатали.

Я знал Головина, быть может, ближе, чем кто-либо другой. Моя жена была тогда одной из подведомственных ему машинисток, и он всегда вызывал ее к себе для перепечатки секретных материалов, несмотря на то, что в машинном бюро было достаточно комсомолок. О том, что ее дяди – шкуринцы, а брат погиб в рядах Корниловского полка, он, несомненно, знал. Должен засвидетельствовать, что и жена свято хранила его тайны, но… все же не от меня.

И вот, в конце «великой чистки» 1938 г., на ставропольском небосклоне появилась новая партийная звезда. Сначала она поблескивала довольно тускло и очень осторожно, но после разгрома всей верхушки северокавказской парторганизации разом засияла в зените. Этой звездой был Суслов[101], назначенный первым секретарем крайкома, т. е. получивший более власти, чем имел наместник Государя Императора на Кавказе.

Суслов был полной противоположностью Головину и даже вообще человеку, как свободному, обладающему сердцем и критической мыслью существу. Он представлял собой точно выверенную, безупречно работающую машину для выполнения идущих сверху приказов. Трудно сказать, была ли у него своя личная воля, свои собственные мысли, чувства. Все это поступало к нему, вливалось в его личность в потоке директив, инструкций, постановлений, и выходило из него уже в форме реальных действий, волевых импульсов, направлявших в нужное партии русло всю жизнь огромного края.

Суслов был прямым и единственным в крае начальником Головина. Эти два совершенно различных организма, два типа партийцев не могли ужиться. При «великой чистке» Головин уцелел. Его спасла та же сметка и тот же свойственный ему такт – умение ладить с окружающими его людьми. Но для борьбы с Сусловым этого было мало. А борьба шла не на жизнь, а на смерть. Самую реальную физическую смерть. Эта борьба была не соперничеством двух честолюбий, но столкновением двух типов коммунистов: человека, верившего в добро своей идеи, старавшегося осуществить воспринятый им идеал, и машины, абсолютно чуждой вообще представлениям о добре и зле, ножа гильотины, подчиненного только руке палача.

Я был в курсе всех перипетий этой борьбы, т. к. по секретным письмам Головина к его покровителям в Москве я видел, как бился он, стремясь доказать свою явную правоту. Живая душа его была захвачена клещами машины, и эти клещи побеждали.

Внезапно, как громовой удар, в причастных к культуре кругах Северного Кавказа пронеслась весть: Головин исключен из партии!

В тот год это значило – немедленный арест и смерть, неизбежная для столь крупного работника, попавшего в опалу. Но я был одним из немногих, знавших, что за несколько часов до этого решения предупрежденный об опасности Головин тайно выехал на автомобиле, и теперь уже на пути к Москве.

Влиятельные друзья смогли лишь «вгрязнить» его снова в партию, откуда он был «вычищен», но как деятель он был сведен к нулю, назначен на низовую работу куда-то в сибирскую глушь. Робот победил.

Уничтожая на своем пути десятки и сотни таких же, еще хранивших живую душу партийцев, Суслов возносился все выше и выше. Теперь он уже в самом зените партии, вблизи ее «солнца» и выполняет ответственные поручения – проводит те же чистки в странах-сателлитах. Его имя то и дело мелькает на страницах мировой печати. Робот-гильотина продолжает свою работу – истребление всех проблесков свободомыслия в среде одураченных коммунизмом.

Суслов один из наиболее ярких представителей целого поколения людей с вытравленной победившим социализмом душой. В них – главная опора этой системы. Они – сильнейший из ее рычагов. Их немало. Они представляют собой господствующий в наши дни тип партийцев и составляют ядро той демонической силы, которая приводит в движение весь интернациональный аппарат мирового коммунизма. Они безусловно верны Сталину, ибо каждый из них твердо знает, что гибель «любимого вождя» неминуемо повлечет и его собственную гибель.

«Знамя России»,

Нью-Йорк, 30 сентября 1952 г.,

№ 71, с. 6–8.

Генерал Ермолов и «генеральная линия»

Года за два до начала войны мне было предложено оформить исторический отдел Ставропольского (очень хорошего, кстати сказать) музея. Я знал, что создание этого отдела – приказ из центра. Знал, что выполнить его необходимо в течение месяца и что единственным подходящим лицом для выполнения этой большой работы во всем городе был только я. Нужно было разместить в пяти огромных залах экспонаты по всей истории Кавказа от доисторических времен до наших дней. Для этого требовалось разобрать и классифицировать целую гору самого разнообразного материала, знать историю Кавказа, декорировку и экспонирование, а, кроме того, самому подобрать и в дальнейшем администрировать группу самых разнородных работников: плотников, шрифтовиков, стекольщиков, окантовщиков и т. д. Зная, что другого не найти, я заломил с Крайкома невероятную цену, приблизительно полуторагодовос жалованье врача. Ничего, согласились. Работа закипела.