Люди земли Русской. Статьи о русской истории - [84]

Немцев посадили в первом ряду небольшого, но изящного зала, бывшего военного собрания, а Покровский построил оркестр в ряд по самому краю авансцены, взмахнул руками…

…Дружно грянули огромные котлы-барабаны, а карнай рявкнули, упершись чуть не в самые лица немцев…

Толстый профессор Кайзер в ужасе схватился за голову и мог лишь сказать:

– Kolossal!

В заключение же съезда немцы задали ехидный вопрос:

– Почему у вас, при таком невероятном богатстве геологического материала и столь широком размахе прикладных исследований, так бедна их теоретически-научная разработка?

Отвечавшему им академику Ферсману пришлось смущенно ограничиться общей фразой.

Но ловкачи советской пропаганды готовили уже новый трюк: была задумана объединенная советско-германская экспедиция на Памир, с целью «открыть» уже открытые пики Петра Первого и Николая Второго, а заодно и переименовать их в пик Ленина и пик Сталина. Оба пика выше 7000 метров, близки по высоте к Эвересту, и Германия выслала для их «открытия» шестерых лучших альпинистов. Советы также послали бригаду альпинистов, бригаду научных работников, во главе с профессором Щербаковым[94], а верховное начальствование над всеми «штурмующими Крышу Мира» силами вручили «испытанному» главковерху, в то время прокурору республики – Крыленко[95].

Я обслуживал от газеты и конгресс и экспедицию, вследствие чего и имел сомнительное удовольствие познакомиться с этой «исторической» личностью.

Тотчас по прибытии экспедиции я интервьюировал профессора Щербакова. Это был скромный, тихий, но глубокий, вдумчивый человек науки. Он обстоятельно и детально излагал мне ряд исследовательских проблем, которые надеялся разрешить в предстоящей экспедиции. Я записывал. С шумом открылась дверь, и в комнату ввалился здоровенный детина средних лет, очень похожий на переодетого в щегольской френч деревенского мясника. Соответствующие манеры, соответствующая морда.

Дорогие читатели, вы знаете, что я избегаю грубых слов в моих рассказах вам, но в данном случае такое определение неизбежно. Можно сказать лишь еще грубее – харя. Назвать же этот «портрет» лицом или физиономией нельзя.

Черты его были обычными, даже правильными, но выражение тупого самодовольства, чванства, наглости – попросту хамства – проступало столь ярко, что покрывало собой все прочее. Трудно верилось, что его обладатель окончил университет.

– А, сотрудник печати? Очень хорошо, – не здороваясь, бросил он мне, – ну, эту профессорскую… (непристойное слово) бросьте к… (непристойная фраза). Слушайте, что я вам скажу и записывайте. Слово в слово.

Крыленко развалился в кресле, закурил, не предложив, конечно, нам, папиросу, и понес трафаретную пропагандную чушь о «достижениях», «победах» и прочем. О научной работе, ее конкретных задачах – ни слова. Потом выяснилось, что он спутал даже намеченный маршрут, что мягко пояснил мне проф. Щербаков: тов. Крыленко «оговорился».

Что было делать мне? Дать болтовню Крыленко без разъяснения смысла экспедиции?

Умный заместитель редактора Эйдельсон нашел выход. Он дал оба интервью разом под жирным заголовком: «Мы штурмуем Крышу Мира».

Я сопровождал экспедицию до линии вечных снегов, и в вагоне служил переводчиком между русскими и немецкими альпинистами. Наши были славными, крепкими молодыми ребятами. Снаряжены они были «по-советски»: в солдатских бутсах и стеганых ватниках. Для питания – сало и крупа. Немцы имели, конечно, полное снаряжение европейских спортсменов, каждый предмет которого возбуждал удивление и восхищение наших.

– Что это? Для чего это? – то и дело спрашивали они, указывая то на сухое горючее, то на другие приспособления горного спорта. Рулончики гигиенической бумаги, которые несли при себе немцы, привели их сначала в недоумение, а потом вызвали взрыв хохота. Оторвали себе по кусочку – показать дома.

– Они, кажется, никогда не видали этого? – в свою очередь удивились немцы.

Стыдно мне было тогда, и этот эпизод, эти вежливо-насмешливые улыбки немцев вспомнились мне много лет спустя, когда я увидел знаменитый номер розенберговского журнала «Untermensch»[96].

Крыленко в дороге шумно ссорился с сопровождавшей его сожительницей, тоже «героем» тов. Розмирович[97], причем крепкие выражения сыпались с обеих сторон. В тех же формах он покрикивал и на профессоров. С альпинистами он вообще иначе не разговаривал.

«Штурм» совершился. И русские и немцы поднялись на пики. Переименовали их и утвердили на ледниках красные тряпки.

– Каковы научные результаты экспедиции? – интервьюировал я вернувшегося Щербакова.

– Темпы научной работы не совпадают с темпами спорта, – уклончиво ответил он, – пока я воздержусь от ответа… потом… Когда мы разберем, проанализируем собранные материалы…

– Для науки – нуль с хвостиком! – понял я.

Но шум был большой. Кажется, прокричали об «открытии Памира» и за границей, как потом о папанинской буффонаде на Северном полюсе. Госиздат предложил мне выпустить книгу об экспедиции с очень большим тиражом при столь же высоком гонораре. Я отказался. Не смог. Пришлось бы сверх сил врать, восхваляя «подвиг» и «достижения» советчины, в то время как единственный там действительный реальный подвиг был совершен нашими ребятами-альпинистами, сделавшими этот очень трудный подъем на пики без снаряжения, полуголодными, но все же не отстав от блестяще снаряженных и тренированных немцев.