Люди земли Русской. Статьи о русской истории - [74]
И вот… Шли «Самоуправцы» Писемского. Пышный пудренный XVIII век оживал под полуночным небом…
Абрашка в последний раз оглядел уже поставленные декорации величественных покоев екатерининского вельможи. На стенах было пустовато.
Картин явно не хватало. Абрашка устремился к Борину.
– Макар Семенович, картин надо. Что повесить?
Борин, сидя уже в напудренном парике и расшитом кафтане, накладывал последние морщины на лицо сурового, властного барина.
– Царские портреты повесь. Возьми там, в «монастырском наследстве», рамки поновее выбери, – бросил он через плечо, не отрываясь от зеркала.
Занавес поднялся. Борин, постукивая высоким посохом, стал у кулисы на выход, ожидая нужной реплики со сцены. Абрашка, сзади, был весь в готовности подтолкнуть его в нужный момент.
Борин привычно осмотрел сцену через пролет меж декорациями, повернулся и… со всей своей старческой силой замолотил посохом по Абрашке.
– Макар Семенович, за что? – шепотом, не забывая сценической дисциплины, взмолился тот.
– Зарезал меня, мерзавец! Ты кого повесил?
– Царей, Макар Семенович, как вы сказали…
– Каких царей, аспид ты и василиск?
– Лично известных. Там были и другие, но те похуже, а эти новенькие…
– Да ты понимаешь, что этих царей исторически тогда быть не могло… Убил! – и посох снова заходил по абрашкиным плечам.
– Как я могу это понимать? Я в хедер ходил, меня там царям не учили!.. Вам выходить, Макар Семенович!
Борин шагнул на сцену и заблистал своим расшитым екатерининским кафтаном, став под портретом Государя Императора Николая Александровича. Рядом величаво смотрел со стены Александр Третий.
В публике пересмеивались. Ведь по статистике Адмчасти УСЛОН среди нее было 70 процентов со средним образованием.
Наутро Абраша стоял у прилавка библиотеки.
– Тебе что, Абраша, пьесы?
– Нет, пожалуйста, полную историю, со всеми царями.
– Что это ты вдруг историей занялся?
– Не я ею «вдруг занялся», а она мною «вдруг занялась»… Видите шишку на лбу? Это от истории! Историческая шишка… Ой, Макар Семенович стал такой нервный…
Есть ли практическая мораль у этого клочка воспоминаний?
Есть. Раз на советской каторге можно было получить шишку на лоб за незнание русской истории, то и в условиях свободной жизни это тем более может случиться. Не на лоб, так на то, что им прикрыто. Это даже больнее.
/Алексей Алымов]
«Наша страна»,
Буэнос-Айрес, 16 сентября 1950 г
№ 53, с. 8.
Кто они?
От редакции [журнала «Знамя России»]
Начиная печатать серию очерков проф. Б. Ширяева «Кто они?», мы находим нужным познакомить наших читателей с некоторыми моментами биографии их автора. Отбыв 10 лет на Соловецкой каторге и в ссылке, Борис Николаевич был выслан в Среднюю Азию, где стал видным сотрудником крупнейших местных газет и профессором университета в Ташкенте[51]. Позже был снова сослан, но на этот раз в г. Россошь (б. Воронежская губ.), где работал в совхозе и близко соприкасался с крестьянством. В дальнейшем попал на Сев. Кавказ, где снова работал в прессе и вузах, но закончил там свою подсоветскую «карьеру» сторожем совхозного сада под чужой фамилией, что и спасло его от «ликвидации» перед приходом немцев. Эти нередкие в советчине матаморфозы дали Б. Ширяеву возможность близко соприкоснуться и ознакомиться как с «верхами» партии, куда он был вхож как сотрудник печати, так и с ее «низами».
В своих очерках, рисующих типы современных коммунистов, автор стремится к полной объективности, ибо по его убеждению и некоторые коммунисты бывают, прежде всего, людьми. Добро и зло, божеское и дьявольское тесно сплетаются и борются в их душах, и зло торжествует свою победу далеко не без борьбы. В таких случаях они одновременно и палачи и жертвы страшного эшафота, воздвигнутого гнусной и подлой системой социализма.
В кабине сильно потрепанного «Юнкерса» нас четверо[52]: первый секретарь ЦК Киргизии Кульков[53], наркомзем той же республики киргиз Исакеев[54], делегат на сессию ЦИК’а от Каракола (б. Пржевальск) колхозник Семикрасов и я, командированный на ту же сессию сотрудник крупнейших среднеазиатских газет – «Правды Востока», «Советской Киргизии» и всех газет на местных языках, которые будут перепечатывать переводы моих отчетов, платя половину гонорара. Среднеазиатские националы (узбеки, таджики, туркмены, киргизы и каракалпаки) – очень честные люди. Я с ними большой приятель.
Попутчики тоже мои приятели. Я уже второй год кружу в качестве разъездного корреспондента по Фергане, Семиречью и Прибалхашью, мое имя беспрерывно мелькает на страницах газет, я в курсе и «внешней», и таинственной «внутренней» местной политики, я, «нужный» человек, могу стать и «вредным»…
С Кульковым, благодаря которому я и получил место на правительственном самолете, у нас даже общая тайна: я привожу в «христианский» вид его статьи и стенограммы речей. Он член партии с 1917 г., выходец из петербургских рабочих, малограмотен и стыдится этого перед своими товарищами. Мода на малограмотность, рисовка ею уже кончена. Внешний лоск Кульков приобрел, а вот с грамотой неладно…
– Эх, грамматику, грамматику мне надо подучить, – говорит он, смотря на принесенный мною перемаранный текст его статьи.
Борис Николаевич Ширяев (1889-1959) родился в Москве в семье родовитого помещика. Во время первой мировой войны ушел на фронт кавалерийским офицером. В 1918 году возвращается в Москву и предпринимает попытку пробраться в Добровольческую армию, но был задержан и приговорен к смертной казни. За несколько часов до расстрела бежал. В 1920 году – новый арест, Бутырка. Смертный приговор заменили 10 годами Соловецкого концлагеря. Затем вновь были ссылки, аресты. Все годы жизни по возможности Ширяев занимался журналистикой, писал стихи, прозу.
Рассказы о жизни послевоенной эмиграции в Европе и воспоминания. Несмотря на заглавие сборника, которое может показаться странным, Ширяев не выступает как националист.Орфография автора.
Автобиографическая повесть по мотивам воспоминаний автора о жизни на оккупированном фашистами Кавказе.
Издается новый расширенный сборник итальянских эссе самого известного писателя «второй волны» эмиграции, прославленного книгой-свидетельством о Соловецком лагере «Неугасимая лампада», написанной им в Италии в лагерях для перемещенных лиц, «Ди-Пи». Италия не стала для Б. Н. Ширяева надежным убежищем, но не могла не вдохновить чуткого, просвещенного и ироничного литератора. Особый для него интерес представляло русское церковное зарубежье, в том числе уникальный очаг православия – храм-памятник в Бари.
В феврале 1945 года Ширяев был откомандирован в Северную Италию для основания там нового русского печатного органа. После окончания войны весной 1945 года Борис Ширяев остался в Италии и оказался в лагере для перемещённых лиц (Капуя), жизни в котором посвящена книга «Ди-Пи в Италии», вышедшая на русском языке в Буэнос-Айресе в 1952 году. «Ди Пи» происходит от аббревиатуры DPs, Displaced persons (с англ. перемещенные лица) — так окрестили на Западе после Второй мировой войны миллионы беженцев, пытавшихся, порой безуспешно, найти там убежище от сталинских карательных органов.
Как в разных городах и странах отмечают День Победы? И какую роль в этом празднике играют советские военные памятники? В книге на эти вопросы отвечают исследователи, проводившие 9 мая 2013 г. наблюдения и интервью одновременно в разных точках постсоветского пространства и за его пределами — от Сортавалы до Софии и от Грозного до Берлина. Исследование зафиксировало традиции празднования 9 мая на момент, предшествующий Крымскому кризису и конфликту на юго-востоке Украины. Оригинальные статьи дополнены постскриптумами от авторов, в которых они рассказывают о том, как ситуация изменилась спустя семь лет.
В этой книге излагаются истории четырех олигархов: Бориса Березовского, Романа Абрамовича, Михаила Ходорковского и Олега Дерипаски — источником личного благосостояния которых стала Россия, но только Лондон обеспечил им взлет к вершинам мировой финансово-экономической элиты.
В своей книге Алла Валько рассказывает о путешествиях по Украине и размышляет о событиях в ней в 2014–2015 годах. В первой части книги автор вспоминает о потрясающем пребывании в Закарпатье в 2010–2011 годы, во второй делится с читателями размышлениями по поводу присоединения Крыма и военных действий на Юго-Востоке, в третьей рассказывает о своём увлекательном путешествии по четырём областям, связанным с именами дорогих ей людей, в четвёртой пишет о деятельности Бориса Немцова в последние два года его жизни в связи с ситуацией в братской стране, в пятой на основе открытых публикаций подводит некоторые итоги прошедших четырёх лет.
В этом сочинении я хочу предложить то, что не расходится с верой в существование души и не претит атеистическим воззрениям, которые хоть и являются такой же верой в её отсутствие, но основаны на определённых научных знаниях, а не слепом убеждении. Моя концепция позволяет не просто верить, а изучать душу на научной основе, тем самым максимально приблизиться к изучению бога, независимо от того, теист вы или атеист, ибо если мы созданы по образу и подобию, то, значит, наша душа близка по своему строению к душе бога.
Автор, около 40 лет проработавший собственным корреспондентом центральных газет — «Комсомольской правды», «Советской России», — в публицистических очерках раскрывает роль журналистов, прессы в перестройке общественного мнения и экономики.