Люди Огненного Кольца - [50]

Шрифт
Интервал

Люция помрачнела:

— В прошлом году жили у нас геологи… У соседки теперь сирота растет, а с молоком на островах ох как плохо!

— Мои тихие, — убеждая я, — на трудах академика Обручева воспитаны. Книги читают, о кино говорят — тихие!

Большая ворона, хлопнув крыльями, опустилась на подоконник. Светлый и круглый, как у рыбы, глаз с любопытством уставился на тоскующего Сказкина.

— Мне бы ружье! — не выдержал он, но Люция мягко вмешалась:

— Кыш, птица! — И обратилась ко мне: — Если сговоримся, домик я вам предложу. Он старенький, пора бы его снести, но, если полы постлать и в окна по стеклышку вставить, до ближайшего землетрясения доживете…

Я хотел заказать кофе на всех, но Серп Иванович медленно встал и так же медленно замахнулся на меня кружкой из-под бормотухи. Шкипер засмеялся и кружку у Сказкина отнял:

— Устал! Видим, устал! Домой бы пошел, а? К Никисору!

— К кому? — не расслышал Сказкин.

— К Никисору, племяннику твоему!

— О-о-о… — протянул Сказкин. — С е  ч е л о в е к!

— Или ты уходи, — предложил мне развеселившийся шкипер, подмигивая своей подруге. — Когда Серп Иванович сердится, это надолго.

— А с домиком, — переспросил я Люцию, — я могу надеяться?

— Как же! — заверила она меня мягко. — Завтра на площади все и решим. Он там, на площади, стоит — домик…

— Тогда я в гостинице кофе выпью, — откланялся я. — Счастливо вам всем. Да и вам тоже, Серп Иванович!


На берегу пахло морской капустой. Двугорбый вулкан, как осьминог, сидел на противоположном краю залива. Над вулканом зажглись звезды, и всем и всему вокруг было покойно и хорошо.

А думал я в ту ночь о многом.

Мне хотелось снять домик, запереться в нем, варить кофе и писать о Самом Дальнем Востоке. Домик, о котором говорила Люция, я видел — мимо него из кафе шел. Небольшой, он занимал угол площади, и на салатном фронтоне его можно было различить смутные цифры — 1952—1962, а также разные надписи. Заборная книга, любил говорить о таких стенах шеф, тиражи малые, зато формат большой!

Наконец я уснул и во сне услышал своего шефа.

— Главное, Тропинин, домик под базу снять! Геолог без базы, что лысый без шапки — холодно, неудобно и никто не завидует.

К сожалению, сон этот оказался не в руку.

Утром, придя к знакомому домику, я увидел руины, в которых с грохотом, и лязгом возился перепачканный штукатуркой трактор.

Пока я озирал горестные помпеи домика, подошла Люция, одетая в рабочий комбинезон. Она ничем больше не напоминала Клаудиа Кардинале, но голос ее остался таким же — спокойным и рассудительным.

— Знаете, — сказала она, — на наших островах цунами да землетрясения совсем не чудо. Представьте, завалило бы вас в домике… Пожалуй, и в сто лет наша контора от ваших друзей отсудиться бы не сумела. Я ведь знаю геологов — упорный народ, у моей соседки сын от них подрастает.

— Но ведь вы обещали!

— Да что там!.. — мягко согласилась Люция. — Я больше старалась ваше внимание от Серпа Ивановича отвлечь, как сейчас от этого домика отвлечь стараюсь.

Логика Люции сломила меня. Отступив, побрел я на сейсмостанцию, где в маленькой комнатке (две большие были заняты приборами и хозяйством) ютились на спальных мешках три наших холостяка-сейсмолога — Иван Долгих, Иван Прыжков и Иван Ключников. Всем вместе им было уже за сто пятьдесят лет, и, получив приличные оклады, они терпеливо дожидались на островах грядущих пенсий. Впрочем, солидный их возраст ничуть не мешал спортивным руководителям островов вести за них длительные и веселые тяжбы, ибо включение трех сейсмологов в списки того или иного общества, несомненно, могло повлиять на важную графу — «коллективность».

— Слон пришел, — добродушно сказал Долгих, когда я переступил порог станции.

— Не удивляйтесь, — так же добродушно пояснил Ключников. — Если вы с ночевой, то спать вам из-за недостатка лежачих мест придется стоя. Мы таких гостей слонами зовем.

Они напоили меня водой, поскольку ничего другого не пили, и шумно набросились с вопросами, касающимися научных новостей нашего института: правда ли, что шлифовальщик Петров работает уже у стеклодувов? и если это правда, то работает ли у стеклодувов Севостьянов, или уже перешел, как ему обещал директор, в завхозы в одну-из курильских партий? и когда наконец чертежники сдадут в печать графику, в которой учтены таблицы, составленные Ключниковым? и правда ли, что мой знаменитый шеф собирается этим летом объехать все острова? если это так, то, может быть, он, шеф, прихватит для них, сейсмологов, ящик маринованных огурцов?

Я ответил как мог и, оценив ситуацию, побрел по пустынным улицам поселка, в котором в эти часы, когда все мужчины ушли в море, оставались на берегу лишь Сказкин да женщины. Было так тихо, что я слышал стон и бой часов за стенами закрытой на ремонт мастерской. Океан вдали был совсем плоский. Моросило. Над обломками полузатопленных шхун орали чайки.

Обойдя поселок и поговорив с женщинами, я выяснил следующее. Жить в поселке есть где, но жить в поселке в общем-то и негде. Больше двух человек в дом пускать никто не хотел, а мне нужно было помещение на четырех, к тому же отдельное.

«Ах, Сказкин, Сказкин! — печалился я. — Как не вовремя ты решил загулять, как не вовремя встретились мы с тобой за столиком Люции! Ну кто мне теперь поможет базу снять?..»


Еще от автора Геннадий Мартович Прашкевич
На государевой службе

Середина XVII века. Царь московский Алексей Михайлович все силы кладет на укрепление расшатанного смутой государства, но не забывает и о будущем. Сибирский край необъятен просторами и неисчислим богатствами. Отряд за отрядом уходят в его глубины на поиски новых "прибыльных земель". Вот и Якуцкий острог поднялся над великой Леной-рекой, а отважные первопроходцы уже добрались до Большой собачьей, - юкагиров и чюхчей под царскую руку уговаривают. А загадочный край не устает удивлять своими тайнами, легендами и открытиями..


Костры миров

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Герберт Уэллс

Герберт Уэллс — несомненный патриарх мировой научной фантастики. Острый независимый мыслитель, блистательный футуролог, невероятно разносторонний человек, эмоциональный, честолюбивый, пылающий… Он умер давным-давно, а его тексты взахлёб, с сумасшедшим восторгом читали после его кончины несколько поколений и еще, надо полагать, будут читать. Он нарисовал завораживающе сильные образы. Он породил океан последователей и продолжателей. Его сюжеты до сих пор — источник вдохновения для кинематографистов!


Школа гениев

Захватывающая детективно-фантастическая повесть двух писателей Сибири. Цитата Норберта Винера: «Час уже пробил, и выбор между злом и добром у нашего порога» на первой страничке, интригует читателя.Отдел СИ, старшим инспектором которого являлся Янг, занимался выявлением нелегальных каналов сбыта наркотиков и особо опасных лекарств внутри страны. Как правило, самые знаменитые города интересовали Янга прежде всего именно с этой, весьма специфической точки зрения; он искренне считал, что Бэрдокк известней Парижа.


Итака - закрытый город

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Пятый сон Веры Павловны

Боевик с экономическим уклоном – быстрый, с резкими сменами места действия, от Индии до русской провинции, написанный энергичным языком.


Рекомендуем почитать
Такие пироги

«Появление первой синички означало, что в Москве глубокая осень, Алексею Александровичу пора в привычную дорогу. Алексей Александрович отправляется в свою юность, в отчий дом, где честно прожили свой век несколько поколений Кашиных».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слепец Мигай и поводырь Егорка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Нет проблем?

…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.