Люди одной крови - [13]
– Да усёк я, давно усёк. Не треплюсь направо и налево. А насчёт одной крови с тобой – нутром сразу почувствовал. Это без ошибки. А уж когда выяснилось, что в Финляндии оба были, и дерьмо это финское из одного котла хлебали, тут все вопросы сами собой отпали. Вот и пооткровенничал. Считай, мы с тобой земляки. – И переменил тему. – А ты «Звёздочку» за что получил? – Он кивнул на орден Полякова.
– Это в июле сорок первого. Под Одессой. Чуть больше года прошло. А кажется, вечность.
Поляков был очень доволен. «Надо же! Чтоб в финскую, считай, вместе воевали. Теперь он мой. Никуда не денется». Протянул капитану руку.
– Ну что, земеля? Давай знакомиться. Поляков Георгий, командир батальона.
– Никулин Сергей. Пока командир маршевой роты. Что в Сталинграде дадут, не знаю.
– Там вакансии быстро появляются. Но если нас здесь столько времени маринуют, значит, силёнки там ещё есть. Не из последних сил ребята бьются. – И без паузы: – Слушай, где ты запевалу взял? Артист.
– Его и правда, в армейский ансамбль приглашали. Война помешала. Хлебнул этот парнишка. Сначала под Киевом в окружение попал. С боями выходил. Повезло. Потом окружение под Харьковом. Слышал? – Придвинулся к Полякову. – Там тоже мясорубка та ещё была. Десятки тысяч пленных и убитых. Понял?
– Десятки тысяч? – недоверчиво переспросил Поляков. – Сам считал?
– Сам не сам – после войны узнаем, если доживём. И то не факт. Ты про финскую много знал бы, если б там не был? Ну вот. А Мишка под Харьковом был. Чудом вырвался. Хоть и раненый. Снова повезло. А ко мне из госпиталя попал. Запевала – запевалой. Но он же и вояка опытный. Сейчас мне такие люди вот как нужны! – Он провёл ребром ладони по шее.
– Мишка, говоришь? А фамилия?
Никулин улыбнулся.
– Кутузов.
Теперь настала очередь улыбнуться Полякову.
– Не Илларионыч?
– Вот тут промашка вышла: Иванович он.
– Да, занятно. – И после паузы – Дважды, говоришь, повезло. Может, не стоит судьбу искушать?
Никулин вопросительно глянул на Жорку. А тот невозмутимо продолжил.
– Оставь ты его мне.
– С ума сошёл? Это вообще невозможно. В дезертиры его сразу запишут. С меня по всей строгости спросят. Да он и сам не останется – не такой парень.
Помолчал. Потом бросил недобрый взгляд на Полякова.
– А ты не так прост, капитан. Не зря разговор затеял. Земеля, земеля. А сам на запевалу настроился. – Зло добавил: – Вам здесь ещё долго песни петь!
У Полякова ни один мускул не дрогнул. Ничего, ещё не вечер. Похлопал Никулина по плечу.
– Не серчай, Серёга. Нет, так нет. Это я так. А что до наших песен, так, сколько мы бы их тут ни пели, а до Берлина ещё ох как далёко! И дорог, и войны, и песен. Всем хватит. А насчёт хлопца этого, Кутузова, я так, к слову. Сам рассказал, что дважды ему крупно повезло. Вот меня и зацепило. – Махнул рукой. – Забудь. – Помолчал. – Ладно. Мне пора. Давай вечерком посидим. По граммульке примем. Кто знает, увидимся ещё? Нет?
Никулин расслабился, пожал плечами.
– Не возражаю. А насчёт песен… Прости, погорячился.
– Бывает. Уже простил. Давай, до вечера. Старшину за тобой пришлю. – Подморгнул: – Всё чики-чики будет. Пока, Серёга.
На том и расстались.
Вечером после ужина в расположении маршевой роты появился старшина. В чистенькой выглаженной гимнастёрке, начищенных хромовых сапогах, и вообще как с картинки. Подошёл к дежурному.
– Вызови капитана Никулина.
Тот мотнулся куда-то в глубь помещения. Через пару минут появился молодой высокий тощий лейтенант. Надменно глянул на старшину.
– Капитан Никулин занят. Что передать?
Старшина строго, несколько придирчиво взглянул на лейтенанта и медленно, с расстановкой (знай, мол, наших) сказал:
– Товарищ лейтенант. Я из штаба. – Указал глазами куда-то наверх. – Мне приказано сопроводить туда капитана Никулина. К Полякову. Срочно доложите. Я жду.
Своим тоном старшина сразу сбил налёт надменности с лейтенанта.
Через десять минут Никулин с Петровичем уже шли по сельской улице.
– Ну, товарищ старшина, вы своей строгостью всех моих подчинённых перепугали.
Петрович пожал плечами.
– Как учили.
– Давно с Поляковым?
– Давненько. Ещё в довоенную пору судьба свела. Ну и с первого дня войны вместе. Почитай, как братья, хотя он мне по возрасту в сыновья годится. Добрый командир. И о бойце позаботится, и в бою спуску не даст. А главное – умный. Вот так-то.
Стол Наталья накрыла шикарный. Картошки отварила, селёдку с луком красиво на большую тарелку выложила, яички варёные чем-то вкусным сдобрила. Петрович откуда-то огурчиков солёных принёс. А из мяса – тушёнка. Ешь – не хочу. Да бутылка настоящей водки. А спирт – в захудалом хозяйском графинчике. Тоже: пей, хоть залейся!
Петрович разлил водку по стаканам. По первому выпили, как полагается, за победу. Потом за Сталина. Потом за тех, кто на передовой. Петрович наливал, разумеется, по половинке. Но для Никулина и это была доза. Глаза посоловели, в движениях появилась неуверенность.
«Удар не держит, – понял Поляков. – Надо тормознуть, а то вся операция провалится». Мигнул Петровичу – мол, не спеши.
Жора подвинулся к Никулину, приобнял его.
– Я вижу, ты вроде кадровый, а интеллигенция из тебя так и прёт! Как же ты, потомок историко-филологический, в армию попал? Романтики захотелось?
Алексей Сидоров и Анатолий Юрьев друзья. Они выросли в одном дворе, учились в одном классе. Были как братья. Или больше, чем братья. Правда, после окончания школы их пути-дорожки разошлись: Алексей окончил МБУ и работал преподавателем в одном из московских вузов, Анатолий уехал в мореходку и долгое время бороздил моря-океаны на подводных лодках, служил на далёких военно-морских базах. Но со временем служба привела его снова в Москву, и тесная дружба возобновилась. Друзья женились и, к счастью, их жёны Елизавета и Елена тоже оказались родственными душами.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.