Люди одной крови - [14]

Никулин икнул, махнул Петровичу:

– Наливай! – И Полякову: – И романтики тоже. Я тебе говорил – родители преподавали в университете. Хотели, чтобы и я… это… тоже в преподаватели. – Никулин не заикался, но речь слегка нарушилась. – Я, знаешь, пай-мальчик был. В школе– одни пятёрки… Одни… Драться?.. Ни– ни. Пацаны дразнили. В общем, хиляк был. Ну, некоторые в таких случаях ломаются, другие в спорт идут: разное там… борьба, бокс. А я не пошёл. Мне, понимаешь, учиться нравилось. Борьбой заниматься некогда было. Но потом решил кардинально – в армию! В военное училище! Вот… И поступил.

– Как же ты поступил? Говоришь, хиляк был?

– Хиляк. В смысле, силёнок не было. А здоровье-то в порядке. И потом – в аттестате одни пятёрки. Я один такой в училище поступал. Мне и в институт любой без экзаменов все двери открыты были. А тут училище… Без вопросов. А мышцы – дело наживное. Быстро накачал.

– А родители? Как же они?

– Они? Если б узнали, Жорик, я б тут не сидел. Сбежал я из дома. Сбежал, а объявился, когда форму надел и присягу принял. Понял, Жорик? Ну ты наливай, наливай. Я не пьяный.

Поляков поморщился.

– Вижу. – Кивнул Петровичу: – Наливай. – И показал пальцами: чуть-чуть. Снова обратился к Никулину: – Что это ты мне за имя придумал? Жорик. Терпеть не могу. Мне и Жора не нравится. Откуда родители его взяли? Блатное какое-то. А у нас семья рабочая, блатных сроду не было.

– Чего ж блатное? Основателя Москвы тоже звали Жора. Гордиться надо.

– Какого основателя? Основателя звали Юрием. Надо было тебе не в армию идти, а, как родитель, в историки. Знал бы.

– Да? Давай выпьем. За женщин.

Он встал.

«Не качается», – отметил про себя Поляков.

– За любимых наших женщин, – продолжил Никулин. – Им бы детей рожать, а они воюют. Или в тылу пашут и за себя, и за нас, мужиков. Чтоб было нам, чем воевать. Вот за них, за всех. И за их прекрасную представительницу Наталью. – Никулин протянул руку к Наталье, чокнулся с ней и лихо выпил. Глянул в пустой стакан – мало, мол. Но ничего не сказал. Закусывать не стал, а занюхал корочкой хлеба.

Поляков только головой покачал. А Никулин продолжил.

– Так вот, товарищ капитан. Чтобы вы не стыдились своего имени, знайте, что Юрий и Георгий – это одно и то же. А в летописях по отношению к Долгорукому имя Юрий даже не упоминается. Там его называют просто Гюрги. Но это по-старославянски. А по-нашему – Георгий! Так что в истории я тоже немного разбираюсь. Не зря отличником был, и в семье историков и филологов вырос. Кстати, когда у тебя день рождения?

– Шестого мая.

– Вот. Тёмный ты человек. Это день святого Георгия Победоносца. Родители твои, хоть и были простые рабочие, знали это. Поэтому и назвали тебя таким великим именем. Посему предлагаю тост: давайте выпьем за Георгия, Георгия Победоносца – прекрасного человека и командира!

Выпили. И снова Никулин не закусил.

Поляков не вытерпел.

– Серёга. Так не пойдёт. Мы видим, что мужик ты крепкий и выпить можешь, но закусывать надо.

– Ладно, – согласился Серёга. И не закусил.

А между тем видно было, что он поплыл. Наталья встала, хотела выйти. Но ставший неугомонным Никулин остановил её.

– Нет, постой. Никуда ты не пойдёшь. Мы выпили за тебя, выпили за Георгия. Теперь я предлагаю выпить за вас обоих. Вместе. Вы – такая пара! – Он закатил глаза, покачал головой. – Такая пара! Вы, ребята, должны быть вместе! Непременно!

Казалось, он окончательно захмелел.

Поляков похлопал его по плечу.

– Спасибо, брат. Мы и так вместе. Считай, что сегодня у нас свадьба. Скромная, фронтовая, но свадьба.

– Свадьба? – Сергей моргал широко раскрытыми глазами. – Так за это надо выпить! – И крикнул: – Горько!

– А мы что делаем? Мы и пьём.

Все выпили. Голова Никулина упала на грудь. Поляков потряс его за плечо.

– Э, не спать!

Тот вскинулся. Тряхнул головой.

– Я говорю – горько! Вы целовались?

Поляков и глазом не моргнул.

– А как же? Но для тебя можем ещё.

Он подошёл к Наталье. Кивнул Никулину:

– Считай.

Жорка прижал к груди любимую, их губы встретились. Петрович стыдливо отвернулся. Конечно, он всё знал про командира и Наталью, а вот, как они целуются, видел первый раз.

Никулин взбодрился. Досчитал до десяти и снова пригорюнился.

– Свадьба. А я без подарка. Жуть. Что же делать?

Наталья подала голос.

– Серёженька, так Георгий просил у вас подарок. А вы отказали.

– Просил? А я отказал? – Выпрямился. – Это я ему отказал. А вам… Всё, что пожелаете, клянусь!

– Это вы только говорите. А до дела дойдёт…

– Слово офицера. Всё, что пожелаете.

– Всё? А Кутузова?

– Кутузова? Ха!.. Хоть гдас! Немедленно! Пошли! Он с трудом встал. Поляков с Петровичем переглянулись. Наталья подошла к Никулину.

– Серёж, ты серьёзно? Ты ж будешь в ответе.

– Серьёзней не бывает. А в ответе завтра все будем. В Сталинграде. Было б кому отвечать. А вам – подарок! Помните Серёгу Никулина.

Поляков встал.

– Сергей, ты, правда, серьёзно? Не по пьяни? Жалеть не будешь? – Ему стало не по себе. Он сразу забыл, что именно он и спланировал операцию по завладению запевалой, что так и хотел напоить капитана и выудить у него согласие на умычку Кутузова. Что весь вечер искал подход к решению вопроса. Но чем дольше они сидели, тем больше нравился ему капитан и тем ближе он был к тому, что бы отказаться от своего замысла. А тут Наталья. Раз!!! – И всё решила. «Какие они бесчувственные, эти бабы, – первый раз недобро подумал Поляков о Наталье и первый раз обобщил её со всем женским родом. – Вот рассказал ей о замысле. И всё! Как танк – задачу надо выполнить! И ведь выполнила. И по фигу ей этот Никулин. Его история, и неприятности, которые у него могут быть». – Он вздохнул.