Люди одной крови - [15]

– Может, отставим?

– Нет, – покачал головой Сергей. – Не отставим. Не думай, не такой уж я и пьяный. И, – он покрутил указательным пальцем перед носом Полякова. – Запомни: не для тебя, для Натальи отдаю лучшего бойца. Да там, в Сталинграде, – он кивнул головой в сторону фронта, – и запевать будет некогда. И ещё: это для Мишки. Как мы с тобой говорили: два раза он смерти в глаза смотрел, уцелел чудом. Случится третий – без меня. Понял?

Он поднял глаза на Полякова.

– Понял, – кивнул тот.

– Тогда давай холодной воды. И побольше. Умыться. И на голову мне полей – ломит.

Дальше всё пошло как по писаному: Кутузова подняли, передали Петровичу. На прощание Никулин крепко пожал ему руку. Отвёл в сторону, тихо, по секрету, сказал:

– Видишь, какая история. Отобрали тебя для выполнения особого задания. Очень секретного. Для начала побудешь в распоряжении капитана Полякова. Вроде простой солдат. Вживайся и жди указаний. Понял?

Тот кивнул.

– Ну, бывай. Удачи.

Всё же не удержался, обнял Михаила. Потом развернул лицом к Петровичу, легонько подтолкнул.

– Иди.

Два капитана: высокие, стройные, чем-то похожие, словно братья, стояли на обочине сельской дороги и смотрели вслед растворяющимся в ночи фигурам: долговязой крепкой Михаила и маленькой ссутулившейся Петровича.

– Ну что, – повернулся Поляков к товарищу. – Пора и нам. Может, приведётся ещё встретиться, буду рад. Удачи тебе, Серёга. А за Кутузова – спасибо. Век не забуду.

– Да ладно тебе. Дело житейское. Береги Мишку. И Наталью свою береги. Удачи. Даст Бог – свидимся.

Они пожали друг другу руки, и пошли – каждый в свою сторону. Каждый своей дорогой, навстречу своей судьбе.

Ни Поляков, ни Никулин не знали и не могли знать, что их фронтовые дороги больше не пересекутся. Не знали и того, что в боях за Сталинград отдадут свои жизни почти все бойцы и командиры маршевой роты, той же ночью убывшей на фронт. Тогда они не могли знать и того, что Георгий Поляков в мае сорок пятого оставит свою подпись на стенах рейхстага, а гвардии полковник Никулин не доживёт до светлого праздника Победы: он будет убит немецким снайпером при взятии Будапешта в декабре 1944 года.

Петрович привёл Кутузова к изолятору медсанбата – большой хате на отшибе села. Буркнул:

– Жди. – И вошёл внутрь.

Скоро он появился снова, уже с Натальей. По дороге рассказал ей о легенде с особым заданием. Наталья придирчиво осмотрела Михаила, обернулась к Петровичу.

– Товарищ старшина, вы свободны. – И Михаилу: – Здесь больных два человека. Вы третий. Сейчас сразу спать. Завтра с кровати не подниматься, с больными не разговаривать – у вас высокая температура. Я всё время буду здесь. Все вопросы только ко мне. Всё понятно?

Кутузов пожал плечами.

– Вопросов нет. И температуры тоже нет – видно же.

– Это не ваша забота. Вы в палате будете один. Ясно?

– Ясно. А вас как зовут?

– Военфельдшер Наливайко.

– А имени нет?

– Пока нет. А там видно будет. – Она кивнула на дверь. – Пошли. Поздно уже, спать пора.

Но как тут уснёшь? Михаил пытался осмыслить случившееся. День прошёл нормально. Обычный армейский день. Ничего не предвещало перемен. Он уже смирился с мыслью, что завтра – Сталинград. Завтра бой. Поглядывал на товарищей – с кем придётся воевать в одном окопе? Оборонять один дом? Может, хлебать из одного котелка? Или идти в разведку. Обстрелянных бойцов было мало. Капитан Никулин равномерно распределил их по отделениям, так что ему, как одному из самых опытных, придётся воевать рядом с молодыми. И не просто воевать, а присматривать за ними. Приободрять, подсказывать в бою. А какая в бою подсказка? Там, может, и головы не поднять. Главное, чтоб не побежали. Вот задача. А выбирать, с кем рядом воевать, не приходится. Это уж как повезёт. Эти думы о завтрашнем дне не отпускали его. И, как он понял, всех других тоже. Он привык к этой мысли о завтрашнем бое, и она хоть и не отпускала его, но и не тяготила. Будь, что будет. И под Киевом, и под Харьковом потруднее было: там в окружении дрались, а здесь как-никак свои кругом – так что сдюжим. А оно вот чем обернулось. Рота утром в Сталинград уйдёт, а он здесь, в чистой кроватке останется. Нехорошо. Может, сбежать? А куда? Причём если об особом задании что-то говорили, значит, с особым отделом связано. А с ним не пошутишь и от него не убежишь. Да и определил его сюда сам Никулин. А он мужик серьёзный. Интересно всё же, что это за особое задание? Во что вживаться? Почему ни с кем не разговаривать? Одни загадки. Эта подруга, военфельдшер, мелкая сошка. Ничего не знает. Ей приказали – она выполняет. Может, завтра этот самый капитан Поляков появится? Он-то должен знать. Однако, если из маршевой роты выдернули, дело серьёзное. Может, в разведку направят? Глубинную. Слышал о такой. Или читал. Но там же профессионалы. Туда людей долго готовят. А из него какой разведчик? Хотя сейчас война, всякое может быть.

Так, ни до чего не додумавшись, Михаил и уснул.

Весь следующий день провалялся в койке. Даже еду ему в палату приносила сама военфельдшер Наливайко.

Строгая. Ни слова лишнего. На третий день утречком пришла в хорошем настроении. Взглянула на него, улыбнулась. Протянула зеркальце.