Любовь в эпоху ненависти. Хроника одного чувства, 1929-1939 - [83]
А в конце лета в Париже, в жаркий и душный день, она скажет ему в кафе «Rhumerie Martiniquaise», словно вылив на него ушат холодной воды: «Я больше не хочу тебя видеть». Макс Эрнст ошеломлен. Он пишет, что для него это подобно «стихийному бедствию» (хотя он, конечно, выживет).
Разумеется, у Мерет Оппенгейм есть причины прекратить любовные отношения с этим мужчиной, она не хочет быть художницей, остающейся в его тени. Она кладет эту любовь на алтарь творчества. Она хочет быть не музой, а творцом. И сомневается, что это получится рядом с Максом Эрнстом. Наверное, она права. Вскоре она создаст меховую чашку — одно из важнейших произведений сюрреализма. Как мех в этой чашке абсурдным образом окружает горячую жидкость, так и она закутала свое жаркое сердце в холод расставания. Макс Эрнст пишет: «Кто одевает ложку в ржаво-красный мех? Мереточка. Кто переплюнул нас? Мереточка».
Она знает, что после изгнания из рая женщины сами должны позаботиться о том, чтобы переплюнуть мужчин, хотя Библия не предполагает у них таких способностей. Мерет Оппенгейм пишет: «Согласно патриархальным представлениям, грешит только мужчина. Тем, что съедает яблоко. Грех подразумевает способность осознанно судить о своих поступках. Адам отказывает в такой способности Еве, хотя именно она первой ела яблоко».
После потери своей Евы-любительницы-яблок расстроенный Макс Эрнст ищет ей замену, потому что после месяцев острого счастья с этой умной и талантливой девушкой ему кажется невозможным возвращение в надоевший дом, к жене и ребенку. И вот удача — во время работы в цюрихском театре он знакомится с Лотте Леньей. Она как раз разлюбила своего тенора Отто Пазетти, которому не везет ни в казино, ни в любви. И еще не полюбила заново своего первого мужа Курта Вайля. И вот в этом промежуточном состоянии ей попался Макс Эрнст, и они дарят друг другу несколько месяцев радостной влюбленности, эротических писем, поездок на выходные по Южной Европе. «Если уж дурачиться, то с Эрнстом [82]», — иронично комментирует она. Ей очень нравится, как Макс Эрнст реализует в остроумных письмах к ней свой писательский талант, который он опробовал на Гале, пока та не познакомилась с Сальвадором Дали, а недавно и на Мерет Оппенгейм. Она купается в его внимании, благодаря его словам чувствует себя желанной и любимой, чувствует, как он дразнит ее. Она сразу докладывает Курту Вайлю, что на горизонте появился новый ухажер. И что делает Курт Вайль, который уже несколько лет оплачивает праздную жизнь Лотте и ее ветреного любовника на Ривьере? Теперь он оплачивает жизнь нового любовника и ставит на уши весь Париж, чтобы картины сюрреалиста Макса Эрнста хорошо продавались. Это всё еще помешательство или уже любовь? Он пишет Лотте: «Главное, живи хорошо, малышка. Чмокаю, твой медвежонок».
В 1934 году Эрнест Хемингуэй наконец-то всё высказал Ф. Скотту Фицджеральду. Он получил от Фицджеральда множество писем, в которых тот объяснял, почему никак не может ничего написать и как он страдает от шизофренических выходок своей жены Зельды. И вот его старый друг, стреляный воробей Хемингуэй отвечает: «Ты же более чем кто-либо нуждаешься в дисциплине, чтобы работать, а вместо этого ты женишься на человеке, который ревнует тебя к работе, стремится соперничать с тобой и губит тебя. Всё не так просто, и когда я впервые познакомился с Зельдой, то решил, что она сумасшедшая, и, влюбившись в нее, ты еще больше всё усложнил, — да к тому же ты выпивоха. Но ты не больше выпивоха, чем Джойс».
Фицджеральду приходится читать эту правду о себе именно в те дни, когда выходит его роман «Ночь нежна», которым он поставил литературный памятник своей любви к Зельде, ее годам в психушке и своей любви к алкоголю.
А Зельда Фицджеральд проводит весь 1934 год в психиатрических клиниках: со 2 января по 12 февраля в госпитале Sheppard Pratt в Балтиморе, с 12 февраля по 8 марта в психиатрической клинике Henry Phipps в университете Джонса Хопкинса, с 8 марта по 19 мая в психиатрической клинике «Craig House» в Биконе и с 19 мая до конца года снова в «Sheppard Pratt». Она неоднократно пытается покончить с собой.
В клиниках, в промежутках между приступами депрессии, она пишет текст под названием «Проведите мистера и миссис Ф. в номер» [83]. Он выходит в июньском номере журнала Esquire. Текст состоит из перечня и описания всех гостиничных номеров, в которых Фицджеральды жили после их переезда в Европу в 1921 году. Это воспоминания о совместных странствиях, это их итог, подведенный с поразительной и пугающей точностью. Только в психиатрической клинике в американской провинции, где ее на долгие часы привязывали к кровати, возможно так точно вспомнить запах постельного белья в гостиницах Жуан-ле-Пен, вспомнить, чем он отличался от запаха подушек в Монте-Карло. Она понимает так же хорошо, как ее муж: тридцатые годы — это расплата за двадцатые в целом и в особенности для Зельды и Ф. Скотта Фицджеральд.
