Любовь в эпоху ненависти. Хроника одного чувства, 1929-1939 - [84]

Их общей дочери Скотти, которую воспитывает исключительно няня, отец пишет о Зельде такие теплые слова: «Душевнобольные — вечные гости на этой земле, вечно чужие, они носят с собой разбитые скрижали, которые сами не могут прочесть». Еще он дает ей такое напутствие, настолько же верное, насколько и беспомощное: «Родители были для тебя довольно плохим примером. Делай всё, чего мы не делали, и будешь жить хорошо». (Упомянем в утешение всем нам: ее жизнь сложится действительно на удивление благополучно, она выйдет замуж, родит четверых детей и умрет в 1986 году, ее похоронят рядом с родителями на кладбище в Роквиле, штат Мэриленд.)

*

Природа — это только «Фон для любви», Хелен Вольф еще в 1932 году сформулировала это в своем романе. Они с мужем Куртом придерживаются этого принципа. Из Ниццы, где у них родился сын, они переезжают в окрестности Флоренции; там, в горах, они открывают маленький пансион, сами обеспечивают себя яйцами, овощами и инжиром, кормят постояльцев. Но и оттуда им приходится уехать, потому что в муссолиниевской Италии больше не желают видеть евреев из Германии. Они перебираются в Париж и мечтают об эмиграции в Америку. Не сразу, но им удается получить паспорта и визы, они бегут за океан и в 1941 году создают издательство Pantheon Books, которое на протяжении десятков лет будет снабжать американских читателей лучшей литературой из Старого Света. Уве Ионсон посвятит Хелен Вольф свой роман «Годовщины», а Гюнтер Грасс будет скорбеть после ее кончины. Но это в будущем, а пока ей и Курту Вольфу нужно как-то пережить тяжелые и бесконечные тридцатые годы.

*

Для Клауса Манна начинаются беспокойные годы эмиграции, но он всегда много путешествовал, спасаясь от своих внутренних демонов. У него никогда в жизни не появится постоянного места жительства, помимо родительского дома на Пошингер-Штрассе. У него есть легендарное стихотворение «Привет тысяча двухсотому гостиничному номеру», но этой цифры он достиг еще в 1931 году, когда ему было всего двадцать четыре года. А теперь, три года спустя, вся его жизнь превратилась в сплошное бегство, его подгоняют ненависть к нацистам, почти ежедневные инъекции веронала и лихорадочные поиски мимолетных романов в портовых притонах. «Он вообще никогда не сидел, — вспоминает Элиас Канетти, — он ерзал, вскакивал, бегал туда-сюда, обращался то к одному, то к другому человеку, смотрел мимо собеседника и заговаривал с другим, которого не видел, казалось, что он никого не хочет видеть, потому что и так видит слишком много».

В основном он живет в Амстердаме, где издается его эмигрантский журнал Sammlung, он часто и надолго ездит в Париж, навещает родителей в Цюрихе, бывает в Лондоне и в Москве (в Москву в тридцатые годы съездили все — Генрих Манн, Фейхтвангер, Брехт, они искали там какого-то откровения, но об этом пришлось бы писать отдельную книгу), ездит в Прагу и Нью-Йорк. В паузах отдыхает на пляжах Средиземного моря, откуда, как его упрекал Готфрид Бенн, якобы трудно судить о ситуации во «внутренней» Германии. Но Клаус Манн доказывает обратное. Где бы он ни был — в Париже, Амстердаме или на Ривьере, он ясно видит, в чем Третий рейх совершает предательство немецкого духа. И кто помогает этому предательству. Его выступление в городе Брно организаторы анонсируют красиво: «Клаус Манн — сын нобелевского лауреата Томаса и племянник Генриха, но в тени этих титанов он и сам вырос в серьезную литературную величину, рвется в бой и готов вести в будущее зарубежную немецкую молодежь».

Да, он рвется в бой и готов вести в будущее, но сталкивается с тем, что для его журнала Sammlung не готовы писать не только такие значительные авторы, как Роберт Музиль и Стефан Цвейг, но даже его отец Томас, потому что они все понимают, что это означало бы полный запрет их книг в Германии. Клаус Манн ведет всё более отчаянную борьбу за истину и свободу — но видит, что многие из тех, кем он восхищается и даже тот, кого он любит, имеют иные приоритеты. Зато в его жизни появляется новая глубокая дружба — с Фрицем Ландсхофом, светлой головой из издательства Querido (и двоюродным братом Рут Ландсхоф), с которым он проводит все вечера в Амстердаме. Они спорят, пьют, работают.

В Амстердаме базируются эмигрантских издательства, Querido и Allert de Lange, в последнем за немецкие книги отвечают Герман Кестен и Вальтер Ландауэр. «На совместных вечерних заседаниях мы составляли издательские программы для обоих издательств, — пишет Фриц Ландсхоф, — а днем делали вид, что мы конкуренты». В этих издательствах в тридцатые годы выходят книги эмигрантов — Генриха Манна, Лиона Фейхтвангера, Анны Зегерс, Йозефа Рота, Эрнста Толлера, Вики Баум, Альфреда Дёблина, Эриха Марии Ремарка и Ирмгард Койн. Немецкая литература эмигрировала.

*

Надсмотрщиков в концлагере Ораниенбург больше всего злит его чувство собственного достоинства. Поэтому этот еврей-коммунист становится главным объектом издевательств для С А. Именно его они хотят сломить.

Г од назад на последнем заседании Союза немецких писателей Эрих Мюзам был одним из немногих, кто предвидел будущие события: «Все мы, кто сидит здесь, больше никогда не увидимся. Наше дело безнадежно. Но даже если нам тысячу раз придется сгинуть в тюрьмах Третьего рейха, сегодня мы должны говорить правду, заявлять протест. Но мы обречены на гибель».