Любовь в эпоху ненависти. Хроника одного чувства, 1929-1939 - [85]

Когда концлагерь Ораниенбург в 1934 году переходит в ведение СС, для него это означает смертный приговор. Новый комендант советует Мюзаму покончить с собой в течение двух дней, в противном случае ему помогут. И через два дня сокамерники находят его повесившимся в уборной — очевидно, что это было не самоубийство, а убийство. На дворе 9 июля 1934 года. Газета Berliner Tagblatt пишет о его самоубийстве — та самая газета, для которой он год назад писал фельетоны. Когда о его смерти сообщают его жене Ценцль, она падает без сознания.

*

В Ницце, на Английской набережной, 121, летом 1934 года возникло и просуществовало полгода удивительное сообщество писателей-эмигрантов: на третьем этаже узкого дома с видом на море живут Генрих Манн и Нелли Крёгер, под ними Йозеф Рот и Андреа Манга Белль, а на первом этаже — Герман Кестен с женой Тони. Кестен вспоминал, что когда они собирались или сидели на балконах, смотрели на ласковое море, то говорили всегда об одном и том же: «Йозеф Рот рассказывает любовную историю из Подолья, Генрих Манн — любовную историю из Палестрины, а госпожа Нелли Крёгер — истории из юности на Курфюрстендамм, по-берлински откровенные, можно сказать, бесстыжие истории, больше похожие вкусом на красное вино, чем на соловьиные язычки. Она рассказывала, как они с подругой ходили на танцы, одни или с каким-нибудь случайным приятелем. Как они смеялись, обнимались, целовались». Три пары в Ницце вспоминают своих любовников и любовниц из Подолья, Палестрины и Берлина, чтобы забыть о печальной жизни в эмиграции. Но от месяца к месяцу это дается труднее. Отношения во всех трех парах страдают из-за страха, трудностей и постоянных переездов — а еще из-за алкоголя, с помощью которого они борются с унынием.

*

К числу самых неприятных записей в дневниках Анаис Нин относятся записи об аборте, который она сделала в сентябре 1934 года. Она беременна, но не знает точно, от кого, потому что тогда, в феврале, была в интимной связи и с Генри Миллером, и со своим мужем Хьюго, и со своим психиатром Отто Ранком. Она категорически не хочет рожать это ребенка, ибо ее призвание — роль «возлюбленной, у меня и так слишком много детей» — так она пишет. Она хочет и дальше опекать мужчин вокруг себя, а не какое-то дитя, которым она не умеет манипулировать и которое может даже получить власть на ней.

Семнадцатого сентября она находит врача-еврея, бежавшего из Берлина, который делает ей аборт, хотя она уже на шестом месяце. Она пишет в дневнике, что врача, который своими медицинскими приспособлениями пытается убить новую жизнь в ней, ей удалось соблазнить «на разговор о преследовании евреев в Берлине». То есть даже тот редкий момент, когда она вроде бы зависит от помощи мужчины, она превращает в демонстрацию своей силы (она действительно пишет — «соблазнила»). Она долго рассматривает мертвую маленькую девочку, которую родила. Потом красится и надевает шелковый халат, чтобы быть готовой принять в клинике всех потенциальных отцов: сначала Генри Миллера, потом Ранка, потом Хьюго. Миллер рассказывает ей, что скоро выйдет в свет «Тропик Козерога». Нин отвечает: «Это рождение интересует меня намного больше». После ухода Генри она с мужем Хьюго пьет в больнице шампанское.

*

Г оды после возвращения из Берлина становятся для Жан-Поля Сартра самыми мрачными в его жизни. В Берлине он растолстел, ощущает себя маленьким буддой и ужасно недоволен тем, что ему пришлось сменить одну из мировых столиц на Гавр, чтобы разъяснять тамошним недорослям великие вопросы европейской философии. Его самолюбию пришлось выдержать несколько жестоких ударов. Сначала потрясение от того, что начинают выпадать волосы — он лысеет, возраст впервые дает о себе знать и неумолимо берет свое. Потом унижение от Gallimard, издательства его мечты, которое считает недостаточно хорошей и отвергает его книгу «Тошнота», над которой он работал четыре года. И в довершение всего: неудачи в роли Дон Жуана. Его берлинская любовница Мари Виль уехала с мужем в Париж и не желает поддерживать связь. Еще обиднее безуспешные ухаживания за молодой русской по имени Ольга, бывшей ученицей и нынешней любовницей его вечной жены Симоны де Бовуар. День за днем он кружит вокруг нее, пытается очаровать, но всё без толку. Так что по состоянию на 1935 год Жан-Поль Сартр как мужчина угодил в настоящий кризис. А Симона де Бовуар ему не помощница, потому что в ее любви он и так уверен, а для эго и уровня тестостерона нужны другие источники. Он пробует инъекции мескалина, но получает только галлюцинации. Потом на протяжении месяцев ему мерещатся омары, а дома качаются, как в лихорадочном сне. Он понимает, что наркотики не способны облегчить его жизнь. В один из унылых дней Симона навещает мужа в Гавре, они сидят на террасе их любимого кафе «Ле Муэтт», брезгливо смотрят на море и чаек, помешивают остывший кофе с молоком в своих чашках. О нет, говорит Сартр, хотя бы сегодня никаких омаров. Потом жалуется на монотонность их жизни. Сартр полагает, что они стали заложниками буржуазного мира, школьной системы и ответственности. Им еще нет тридцати, но они уже на последнем издыхании. Остается только ждать пенсии. Про все свои чувства он знает заранее, что будет их испытывать. Поэтому чувствует только наполовину, зато изо всех сил думает о чувствах и анализирует их. Многим кажется, что он эмоциональный человек, но на самом деле он опустошен.