Любовь среди руин. Полное собрание рассказов - [156]
На той авиабазе, куда его направили, самолетов не было. Зато было учреждение, где готовили инструкторов для подготовки инструкторов для подготовки инструкторов по Личному Восстановлению.
Там он в течение нескольких недель обслуживал посудомоечную машину и обслуживал ее, как показал на Суде его адъютант, весьма достойным образом. Сама по себе работа славы не приносила, но это было нормальное ученичество. Выходцы из Сиротских домов составляли крепкий костяк Военно-Воздушных Сил, особую касту, объединившую грозные качества Янычар и Юнкеров[198]. Майлза рано определили в высший командный состав. Мытье посуды было лишь трамплином. Адъютант, такой же Сирота, сам и тарелки мыл, и подштанники офицерские стирал, прежде чем дослужился до нынешнего положения, о чем и поведал суду.
За несколько лет до этого Военный суд был упразднен. И Вооруженные Силы передали свои нерешенные дела на рассмотрение гражданским властям. На квартальной сессии Майлз предстал перед судом. С самого начала — когда Поджог, Умышленное Нанесение Ущерба, Убийство по Неосторожности, Предосудительное Поведение и Измена были вычеркнуты из Обвинительного Акта и все сведено к простому обвинению в Антиобщественной Деятельности — стало ясно, что симпатии Суда будут на стороне заключенного.
Психолог авиабазы высказал мнение, что склонность к поджигательству является неотъемлемым атрибутом юности. И подавление этой склонности действительно может привести к тяжелому неврозу. От себя он добавил, что заключенный совершил абсолютно нормальный поступок и, более того, продемонстрировал при его осуществлении весьма незаурядные умственные способности.
Тут с галерки понеслись гневные выкрики вдов, матерей и осиротевших детей сгоревших летчиков, но с Судейской Скамьи им напомнили, что они находятся на Заседании Суда, а не на митинге Общества Домохозяек.
Слушание дела переросло в заранее согласованное превознесение заслуг обвиняемого. Попытка обвинения обратить внимание на размер ущерба была пресечена Судьей.
— Присяжные вычеркнут из памяти сентиментальные детали, которые были приведены самым непотребным образом! — резюмировал он.
— Для вас, может, и деталь, — крикнули с галерки, — а для меня — хороший муж.
— Арестуйте эту женщину, — велел Судья.
Порядок был восстановлен, и панегирики возобнови- лись.
Наконец Судья подвел черту. Он напомнил присяжным, что первый принцип Нового Закона в том и состоит, что ни один человек не может нести ответственность за последствия своих действий. Присяжные не должны забивать себе головы вопросами о размерах материального ущерба, количестве загубленных человеческих жизней и причинах катастрофического замедления процессов Личного Восстановления. Они просто должны решить, на самом ли деле заключенный разместил легковоспламеняющиеся вещества в разных, осмысленно выбранных точках Учреждения, после чего поджег. Если все так и было и улики прямо на это указывают, значит он нарушил Действующие Правила Учреждения и, следовательно, подлежит соответствующим наказаниям.
Направляемые таким образом присяжные вынесли обвинительный приговор, сопряженный с ходатайством о помиловании разных людей, которые лишились близких и в процессе слушания время от времени привлекались за неуважение к суду. Судья попенял присяжным за высокомерие и грубость в отношении презренных заключенных и приговорил Майлза к проживанию во время Государственных увеселений в замке Маунтджой (родовом поместье какого-то увечного ветерана Второй мировой войны, которого отправили в Дом Инвалидов, когда замок был превращен в узилище).
Отчизна была привередлива в своих увеселениях. Около двух лет Майлз наслаждался ее особыми благами. Для его излечения использовались все необходимые коррекционные средства, и, как было объявлено, весьма успешно. А пару дней назад, пока он дремал под шелковицей, на него свалилась еще одна неожиданность: к нему без предупреждения заявились Советник Заместителя Начальника и помощник Заместителя, которые в грубой и жесткой форме объявили ему, что он реабилитирован.
Так в этот последний вечер он узнал, что завтра утром проснется в чужом суровом мире. Однако он заснул и был в последний раз нежно разбужен привычным ароматом китайского чая с тоненьким кусочком хлеба с маслом на прикроватном столике, натянутым над багажным крыльцом навесом, солнцем, заливающим кухонный двор, и часами на конюшне, просвечивающими сквозь зубчатую листву медно-красного бука.
Позавтракал он поздно и в одиночестве. Остальные обитатели дома уже распевали хором первую песню дня. И в этот момент его вызвали к Руководству.
С первого дня в Маунтджое, когда Главный Советник подробно рассказал Майлзу и другим поступившим о Целях и Достижениях Новой Пенологии[199], они почти не встречались. Главный Советник вечно пропадал на пенологических конференциях, выступая на них в качестве председателя.
