«Люблю тебя восемь дней в неделю…» - [4]

И вытащил из кармана пиджака ключ.

— Давайте его сюда, — улыбнулся Мохсен, потягивая гаванскую сигару. — Я скоро поеду в Париж… и войду к ним без стука.

Как-то в окраинных ташкентских трущобах маленький волнистый попугай вытянул для меня свернутый в трубочку билетик, там было накарябано детским почерком лиловыми чернилами: «Тибе будет долгая дорога без престанища».

И вот я бодро шагаю по этой своей дороге в данном случае — на обед к нашей давней подруге Клоди Файен. Осень, 1993 год. Я в Париже, я гуляю, я балдею. Мужа Леню Тишкова пригласили во Францию с выставкой «Книги художников XX века». Мне с Леней тоже разрешили приехать. Первый раз — в Париж — помогать нести сундук с книгами. Сундук очень тяжелый, железный. Надо ж кому-то с другой стороны подхватить.

В гости к нашей Клоди Файен я иду пешком, и, что меня поражает, в парижской толпе очень много рыжих и конопатых. Ей-богу, я даже черного видела конопатого. Очень много носатых, лысых, косых, хромых, много старых бродяг под мостом ночует — в коробках спят, и все чувствуют себя красавцами. Ну, мы везде с Леней побывали, где нашему брату следует. В Лувре он мне показал оригиналы картин «Смерть Сарданапала», «Юная утопленница», «Резня на острове Сцио» — все эти горы трупов, знакомые с детства по «Энциклопедии школьника». Я попросила Лёню сфотографировать меня на фоне Джоконды. Он отказался. Тогда я попросила снять меня на Елисейских Полях — на фоне памятника Альфонса Додэ, автора «Тартарена из Тараскона». Я и сама боялась, что на фоне Джоконды я буду невыигрышно смотреться как женщина.

— А на фоне Альфонса Додэ ты будешь невыигрышно смотреться как писатель, — заметил Лёня.

Потом поднялись на Эйфелевую башню, знакомую мне до боли по шелковым платочкам Клоди.

— Да, Париж, конечно, жемчужина Земли! — важно сказал Лёня, приехавший сюда в тринадцатый раз.

Пахло водой, подстриженной травой, в саду Тюильри срывал холодный ветер с каштанов листья, издалека доносилась песенка шарманщика.

Я хотела купить Лёне шарф.

— Шарф и зонт, — ответил Лёня, — у нас на Урале считаются пижонством.

Зато он купил шампанское «Брют» для Клоди.

Вот ее дом — крыша в окнах небесных — знаменитый парижский дом Клоди Файен, от которого мой папа Лев когда-то увез в Москву ключи, а вернул их обратно — премьер-министр Йемена Мохсен Ахмед аль-Айни, да и нужны ли ей были ключи? Толпы людей, дети разных народов шли по этой лестнице нескончаемым потоком: венгры, чехи, поляки, сербы, американцы, израильтяне, шведы…

По этой вот лестнице когда-то решительно поднялся премьер-министр Албании, чтобы предложить отважной Клоди Файен совершить длительную этнографическую поездку в его страну с целью подробного изучения жизни мусульманских албанских женщин. Она поехала, все досконально изучила, после чего наверняка добрая сотня албанцев и албанок нанесли ей ответный визит в Париж. К тому же правительством Албании Клоди Файен было поручено разыскать произведения албанского искусства, вывезенные французскими офицерами во время военной оккупации Албании в 1920 году!!! Клоди поместила объявления — ей стали приносить поразительные экспонаты — …о, это еще одна отдельная, причем детективная история!

Экзотические послы Марокко приходили сюда свидетельствовать Клоди свое почтение. И очень удивлялись, что к их приходу заранее подготовлены документы, которые они должны передать марокканскому другу Клоди, чтобы тот имел веские полномочия открыть медицинскую школу в Рабате.

Посланцы Ливии, Ливана, Египта, Сирии, Алжира — все обретали в этом доме приют, горячий обед, бокал «Бордо» и самую что ни на есть реальную помощь в организации школ, больниц, этнографических музеев — вообще всего, что нужно для нормальной человеческой жизни.

С таким же точно пылом она заботилась о своих соотечественниках. В Самарканде Клоди Файен купила семена редиски, невиданной во Франции. Она их посадила на балконе, взошла буйная поросль, о чем Клоди Файен сообщила крупнейшей садоводческой фирме Парижа «Дельбар». И в результате сочный самаркандский редис начал свое триумфальное шествие по территории Франции.

За что бы она ни бралась (или так просто казалось со стороны?) — все у нее получалось легко, артистично, как будто шутя, она всегда улыбалась, а между тем эта женщина сворачивала горы.

Однажды она устроила старейшего французского археолога Жюля Барту в далекое бесплатное плаванье, о котором он мечтал.

Клоди нам писала про него: «Это страшно оригинальный старик, немного нелюдимый. В 1925 году Жюль Барту открыл афро-буддийское искусство в Афганистане. У него ужасный характер, он со всеми без конца спорит и ругается, но он страстно любит археологию. В 1960 году, когда ему исполнилось восемьдесят лет, он собрал все свои сбережения и отправился на раскопки в Сомали. Я рассказала об этом начальнику порта Лабруссу, тот как раз прочел мою книгу, поскольку очень интересуется историей флота в Красном море. И что вы думаете? Его до того растрогал этот старик, что Лабрусс пригласил его отправиться в Сомали за счет французского флота!.. И вот Жюль Барту в свои восемьдесят два года — один — совершил поездку в Сомали, пробыл там шесть месяцев и нашел потрясающие вещи!..».