Ботик — сын Фили с Покровки — родился с первыми петухами на закате девятнадцатого века, в русском народе этот июльский денек звали росы.
Действительно, утром на траву обильная выпала роса. Филя вынес Ботика из дома и окунул в густой речной туман, омыл от макушки до пяток росой: считается, что Прокловы росы целебны и защищают от недоброго глаза.
Через пару часов на из благословенного чрева Блюмкиной вынырнул товарищ Ботика, Иона. Легенда гласит, что в руках его был маленький медный кларнет. И вместо традиционного младенческого крика он исполнил на нем что-то предельно простое, но трогающее душу, быть может, куплет из песенки «Наплачь мне полную реку слез», которую так любила напевать портниха за своим шитьем.
Два этих поистине вселенских события произошли в славном городе Витебске — на ветру, на холмах, где, правда, все летело: речка, мост, дорога, узкие улочки, заросшие подорожником и лебедой, кабаки с жестяными вывесками, разукрашенные пенящимися кружками и курицей на вертеле, высокая белая церковь на Соборной площади, первая пропускная баня, плуговой завод, игольная фабрика, шляпочное кустарное предприятие — Володарского, дом восемь, кружок по улице…
— Витебск. Это, знаешь, очень обаятельный город, — говорил мне Ботик. — В отличие от Минска…
— К тому же речной простор — непременное условие для города летящего… — подхватывала . — Холмы. И река. И тебе обеспечен фундамент для любых диалогов, объяснений в любви и прочее…
Действительно, в связи с общей покатостью и ландшафта дома выглядели, как на картинах Шагала, тот появился на свет на тех же , а после очередного пожара всей семьей они перебрались на Покровку.
Ботик показывал мне в альбоме репродукций своего прославленного соседа, каким-то чудом раздобытом в ознаменование семидесятилетия Ботика, их скособоченный дом, обнесенный покосившимся забором, и точно такое жилище Ионы; только перед калиткой Фили бродила голубая коза, а у Блюмкиных об угол забора чесались свиньи.
Надо ж было такому случиться, что прямо на с его немереными росами в маленьком деревянном доме позади тюрьмы на окраине Витебска вспыхнул пожар. Огонь охватил весь город, что случалось довольно часто и до и после столь знаменательных происшествий.
Отец Ионы — , представьте, скрипичный мастер, решил вывезти с поля солому на подстилку их чалой коровке. По дороге солома загорелась. К счастью, неподалеку высилась пожарная каланча. Туда и помчался на пылающей колеснице, запряженной соседским мерином Капитоном, надеясь, что пожарные помогут спасти хоть что-нибудь из его добра. Однако, захваченные врасплох, те не сумели справиться с пламенем, так что вместе с соломой сгорели и телега, и пожарная часть города Витебска.
, , , Амалия, Мира, Агнесса: из-под верхней юбки торчит нижняя, из-под одной косынки другая, из-под пятницы суббота, белозубые улыбки, в волосах запутались гребни и шпильки — жены булочника, извозчика, мясника и грузчика, что опять же детально отображено на полотнах всемирно известного очевидца их полетов, но и прибывали гонцы от более важных персон, таких как Виктор , городничий штабс-капитан Леонард Иванович Готфрид, бургомистр, коллежский асессор, уездный казначей, титулярный советник — весь высший свет Филя обеспечивал своей продукцией.
Даже секретарь городского старосты Иванович высоко ценил Филину утварь!.. и отправлял за его гончарными изделиями свою почтенную супругу Шапиру. Нет смысла говорить, что уездный стряпчий Федорович затоваривался только у нашего Фили.
Сколько лет прошло с той чудной поры, когда мне Ботик с гордостью перечислял эти достославные фамилии. Ботик припоминал, что и Шагал — со своей крохотной женой тоже накупали у них горшки, когда перебрались с на Покровку.
любила поговорить, и они подолгу с моей тихой и кроткой прабабушкой . места не находила: ее сын, Марк, вздумал стать художником.
— Да ты ! — она ему говорила. — Что скажут люди???
Тот ехал на трамвае вниз к Соборной площади и увидел вывеску: «Школа живописи и рисунка художника ».
Марк уговорил поехать с ним к , вот они заходят — на стенах развешены портреты: дочь градоначальника Пржевальского, дородная супруга, а рядом и сам Феликсович, по слухам, даже на ночь не снимавший с груди серебряную медаль «За усердие». Портрет главы сиротского суда , штатного врача богоугодных заведений Артура , да что — бери выше! — уездный предводитель дворянства капитан Игнатий
