Луна за облаком - [24]

От пристального и всеобщего внимания всевозможных началь­ников всю смену дядя Костя немного тревожился: не случилось бы чего... И хотя деньги уже в кармане, и настроение в общем-то, как у птицы, и знакомое зудящее предчувствие... Как пойдут они с Ванюшкой куда-нибудь и закажут сначала по паре пива...

И когда он приметил краем глаза подходившего к нему Ивана Анисимовича Каширихина, сердце у дяди Кости заколотилось и обо­рвалось куда-то вниз...

Спустя сколько-то минут дядя Костя, сутулясь, вышагивал ря­дом с секретарем парткома, то и дело оглядываясь, не видать ли Цыкина, его верного помощника. Но Цыкина нигде не было видно. И дядя Костя окончательно понял, что томился и тревожился он не случайно, что то, чего он не ясно и подсознательно опасался, все это свершилось вместе с приходом Каширихина.

— А могли бы вы, Константин Касьяныч, за смену забивать больше шести свай?— спрашивал Каширихин.

— Это смотря по общей картине... как нарисуется,— неопреде­ленно отвечал дядя Костя, смущаясь мало знакомого ему человека и думая о том, как бы ненароком не вплести в разговор непечатное слово, обходиться без которого он не имел привычки.

— Ну, а все-таки?

— Это как грунт укажет,— продолжал стоять на своей неопре­деленности дядя Костя.

— Грунт вы уже знаете. На всей площадке главного корпуса залегание твердых пород ровное. Может, вам что-нибудь мешает?

— Да нет вроде бы... Свай маловато завозят. Нынче завезли двадцать свай всего. Я шесть вбил. Остается четырнадцать... на четыре машины. Это не работа. Скоро драться будем за каждую сваю. Куда годится? Елки-палки.

— У меня к вам просьба, Константин Касьяныч.— Каширихин остановился, видимо, не собираясь дальше провожать машиниста копра.— Такая просьба... Сваи вот-вот пойдут. Сваями мы вас зава­лим скоро. И к этому нам с вами надо быть готовым. Не смогли бы вы, вернувшись сейчас домой, продумать всю работу членов ваше­го экипажа от начала и до конца смены. Должны же быть какие-то неувязки, какой-то недогляд... Чего-то недоучли, про что-то забыли, на что-то не обращали внимания. Вы меня понимаете?Дядя Костя мотнул чубом, хотя он понимал весьма смутно из- за того, что ему никто ничего подобного никогда не говорил и смысл слов Каширихина стал доходить до него уже после того, как он дал знать, что ему все ясно, что ничего добавлять не нужно.

— Ну вот и ладненько, дорогой мой товарищ,—проговорил на прощанье Каширихин, крепко пожимая руку дяде Косте.— Так вы обмозгуйте все, что надо, и являйтесь ко мне со всем тем, что при­дет вам в голову. Надо бы поднять производительность копра до двадцати свай в смену. Ох, как надо!

— Это с шести-то до двадцати?—оторопело спросил дядя Костя.

— Поймите, голубчик, дорогой мой товарищ! Надо! На-до!

На лавочке под топольком сидели Ванюшка Цыкин и кранов­щица Груша, женщина с крупным, по-русски красивым лицом, с мускулатурой, которой Цыкин завидовал. Они явно поджидали дя­дю Костю, потому как при его появлении из-за угла оба заулыба­лись, подталкивая друг друга плечами.

— Ты никак трезвехонек, дядя Костя?— спросила Г руша, с не­доверием разглядывая строгого и насупленного машиниста.— Не жена ли помешала?

— Она во вторую смену вышла,— буркнул дядя Костя.

Цыкин подмигнул дяде Косте, поскреб пальцем в затылке и выдохнул:

— Эх, кабы, кабы!

— Недурно бы!—подхватила, смеясь, Груша.

— Давай сбегаю!—решительно отрезал Ванюшка Цыкин и под­нялся с лавочки.

Дяде Косте, можно сказать, с незапамятных времен была из­вестна эта незамысловатая игра слов перед любой выпивкой. И Цы­кин ожидал, что машинист сейчас многозначительно крякнет, по­трогает усы и скажет вроде того, что: «Дуй — не стой! » Но дядя Костя даже не посмотрел на своего помощника.

— Садись. Дело есть,— сказал он, глядя поверх тополька.— Срочное, ядрена вошь.

— Не иначе, как сегодня у бога племянник родился,— прогово­рила Груша.

Дядя Костя присел между ними, достал сигарету и закурил.

— Пить нынче заказано,— глухо сказал он.— Видали, как после смены шел со мной Каширихин?

— Эка невидаль!— усмехнулась крановщица.— Захочу, так со мной пойдет.

— Не трепись. У меня дело.

— Какое такое дело?

— А вот слушай.

По улице катился тополиный пух, собираясь по ямкам в белые озерки. Сквозь доски забора проскакивали солнечные лучи и сколь­зили по озеркам, отчего они были похожи на какие-то невиданные доселе елочные украшения.

— А чего же мы можем лридумать?— протянул Цыкин, выслу­шав дядю Костю.— Пусть инженера думают, на то их учили.

— «Учили»,— презрительно надул губы дядя Костя.— Раз Ка­ширихин просил, выходит, он надеется. Он и без нас с тобой знает, что есть ученые инженера, а пришел почему-то ко мне. Понял, яд­рена вошь?

— На сухую я что-то плохо соображаю.

Дядя Костя, сам не замечая, что подражает Каширихину, вни­мательно и спокойно оглядел Цыкина и сделал внушительное за­ключение:

— Не уразумею никак, Агриппина Прокофьевна, и чего я дер­жу возле себя Ванюшку Цыкина. По-мо-ощник!.. Какой он помощ­ник? Всю смену лясы точит с бабами. За маслом сбегает, горючее примет. Что еще?

— Или я за машиниста не сиживал?— обиделся Цыкин.