Ловля ветра, или Поиск большой любви - [5]

Дальше путь ее лежал через сквер, где освобожденные от серых зимних одежд, веселые и нарядные, гуляли люди. Атмосфера стояла такая, словно не рабочий начинался день, а праздничный. И одеты все были тоже ярко и празднично. И обидно стало Виолетте. И посмотрела она безо всякой радости на постную свою юбку, старенькую, стянутую к тому же по шву чуть выше бедра. Одернула ее недовольно, но та ничуть не похорошела. И курточка джинсовая, которая так ей шла когда-то, смотрелась на ярком солнце совсем облезлой.

Недолго горевала Виолетта. Ускорила шаг и, не дав себе подумать, спустилась по ступенькам вниз в магазин недорогой одежды. Сердце колотилось, как у девочки. «Глупо даже», — подумала про себя Виолетта. Ну да, в посты, тем более в Великий пост, она не ходила по промтоварным магазинам, не покупала себе ничего. Взяла на себя такой подвиг. Ведь что такое для женщины магазин одежды? Это и утешение, и развлечение, и психотерапия, если хотите. И пусть низменная, невысокого качества, но радость. Женщины это знают слишком хорошо, а мужчинам не объяснишь. Для них это тягота и мутота. И бессмысленная трата денег к тому же.

Ну вот. Следующие сорок минут женщина провела в упоительном, жадном перебирании так и льнущих к рукам платьев, кофточек, шарфиков, юбочек. Как раз случилась тотальная распродажа — редкая удача. И Виолетта, забыв о времени, отдалась процессу. Уединилась в примерочной с целым пуком вещей и мерила одну за другой; склонив голову, оценивала, идет ли цвет, прикидывала, с чем это носить. И тянулась за следующим сокровищем…

В результате, конечно, опоздала на работу. Нарвалась, само собой, на директора. Тот ничего не сказал (блажен удерживающий уста свои), только бровь выразительно приподнял и глаза дурашливо скосил к носу — была у него такая привычка. Вышло смешно.

Влетела в свой кабинет взъерошенная, раскрасневшаяся, волоча объемистый пакет с купленными вещами. «Де-е-вочки, — пропела весело и возбужденно, — там та-а-кая распрода-а-жа!»

А «девочки», от сорока до пятидесяти семи, заморенные постом и авитаминозом, пили чай, глядели невидяще в мониторы, отчего лица их приобретали синюшный оттенок, и вяло переговаривались. Появление Виолетты — как порыв свежего весеннего ветра, напоенного запахом грозы и цветущих полей. Девочки мгновенно оживились и, одеваясь на ходу, сметая со столов прайсы и сметы, тоже ринулись…

Виолетта сидела одна в кабинете. Сидела, не включая компьютер, не глядя в записку с первоочередными делами, которую сама же написала в конце вчерашнего дня. Действие кофе заканчивалось. Это все равно как у трактора кончилось горючее, и он замер, замолк, и стало вдруг тихо-тихо…

От утренней радости не осталось и следа. Зато в душе появилась какая-то муть, знакомая всякому грешнику. Еще появилась куча вещей, половина из которых не будет носиться, а будет с раздражением засунута подальше в шкаф. И сил уже нет, а впереди рабочий день с целым перечнем важных дел…

«Следующая неделя уже Страстная, — грустно подумала Виолетта Жемчужникова и посмотрела в окно. Там росло и набухало яркое белое облако, образуя волшебные замки, — позади пять недель трудов и вот, надо же, сорвалась… И девчонок соблазнила. Как там у великого Хэма?.. "Сначала ты берешь порцию виски… Эта порция берет еще порцию… а потом виски берет тебя"».

Конфетка

Петровна любила свою работу. Поднималась по утрам светлой лестницей на второй этаж, распахивала большие окна, впуская пьянящий апрельский воздух. Потом крестилась на поясные под старину иконы и заканчивала утренние молитвы, которые всегда читала на ходу, нехитрыми просьбами: чтобы дочка умягчилась сердцем и уверовала, чтобы муж был здоров, а братья исправились.

Петровна работала одна в большом кабинете: хочешь — танцуй, хочешь — разминку делай после долгого сидения за компьютером, хочешь — в окно смотри на сахарно-ватные облака.

А сегодня вот нашла на рабочем столе конфетку, нарядную и вкусную. И вчера, припомнила, тоже была конфетка! Коллектив у них дружный, так что удивляться таким маленьким знакам внимания не приходится. Это, верно, Варвара, сменщица, решила Петровна и захрустела оберткой.

«Спасибо тебе за конфетку!» — сказала при встрече Варваре. «Какую конфетку? Я ничего тебе не оставляла», — и дернула плечиком, мол, с какой стати?

«Ах!» — сказало старое глупое сердце Петровны и забилось сильнее. И краска залила лицо, враз помолодевшее. И запрыгала она через ступеньку на первый этаж узнавать, кто оставил конфетку. И даже под пытками бы не призналась, что где-то в дальнем и темном уголке души встрепенулась девичья надежда на тайного воздыхателя.

Товарищи по работе, как выяснилось, конфетку не оставляли. С задумчивым лицом отошла Петровна от них. И уже когда, тяжело ступая, поднималась к себе, кто-то крикнул обрадованно: «А, знаю! Это же Рина приходила в выходной поработать к тебе в кабинет. Она оставляла две конфетки, я их видела на твоем столе! И позавчера Рина тоже была!»

«Две? А тогда где же моя вторая конфетка?» — обидчиво пробормотала Петровна и надулась как девочка. Как девочка, которая живет даже в такой женщине, как Петровна — перламутровая седина, строгие очки минус два, солидная должность и счастливый брак. Живет и мечтает, как дурочка, о сказочном принце с полными карманами конфет, который, привязав к ажурной изгороди вороного коня, прокрадывается лунной ночью в Петровнин кабинет и оставляет для нее конфеты и целует тайком следы ее усталых ног, измученных тромбофлебитом.