Логика птиц - [70]

Шрифт
Интервал

то в наличии этот товар у раба.
Очисти же двор моей души стонами,
затем омой тетрадь мою слезами моими.
Иду, заблудившийся, не нашедший дорогу,
и сердце только черноту обрело, подобно демону.
Будь вожатым моим, смой и тетрадь мою,
и оба мира со скрижали моей души.
Из-за Тебя бесконечна боль в моём сердце,
и если есть душа у меня, то стыдно мне пред Тобой.
Проведя жизнь в печали из-за Тебя,
я желал бы ещё сто таких жизней.
Пока текла моя жизнь в горе из-за разлуки с Тобой,
каждый миг я переживал всё новую боль.
Из-за самого себя среди сотни мук могу я остаться,
так удержи мою руку, о Подающий мне руку!

Абу Сайд Майхани и пьяный

Мужчины пути с Абу Саидом Майхани
однажды в ханаке находились.
Подошёл пьяный, в слезах, не находя себе места,
к двери ханаки взволнованно.
Начал вести себя безобразно,
рыдать и более прежнего пить.
Заметив его, шейх к нему вышел
и встал над ним, успокаивая.
«О ты, пьяный, поменьше ругайся, — сказал шейх, —
зачем ты здесь? Дай руку мне, подымайся».
«Эй! Пусть Всевышний поможет тебе, — ответил тот. —
Взять руку — это не твоё дело, о шейх!
Ты свою возьми голову и ступай мужественно,
а меня оставь с головой, склонённой пред Ним.
Если бы любой был в силах руку подать,
муравей тоже стал бы эмиром давно.
Уходи! Взять руку — не твоё это дело,
я — не твоего состояния, уходи!»
От его боли шейх пал на землю,
от слёз желтое лицо его покраснело.
«О Ты, Который Суть всё! Будь необходим мне!
Упал я, подняться мне помоги.
Я оставался в яме зиндана в оковах,
в такой яме кто мне руку подал бы?
И тело моё испачкалось в заключении,
и сердце моё измучилось в истощении.
Пусть очень грязным, но я выступил в путь —
помилуй меня, ибо я вышел из ямы и из зиндана».

Ариф просит Бога о прощении

«Если завтра Всемогущий, — сказал некто из благородных, —
в Поле воскресения спросит меня:
"О безысходный! Что же принес ты с собой?",
я отвечу: "Что из зиндана приносят, о Боже?
Полно грехов из зиндана принес,
потеряв и ноги, и голову, пришёл в изумлении.
Ветер в руках, а сам — лишь прах перед Твоим порогом,
пути Твоего я пленник и раб.
Поэтому не продавай Ты меня,
надень наряд из милости на меня,
чтобы отнесли меня чистым вопреки моей грязи,
и верующим меня земля приняла бы.
И когда земля с кирпичами моё тело покроют,
прости всё хорошее и дурное, мною содеянное.
Раз допустимо сотворить меня безвозмездно,
то и простить безвозмездно меня — объяснимо!.."»

Уход Низама аль-Мулка

Когда подошёл час Низама аль-Мулка[367]
он воскликнул: «О Боже, уйду я с пустыми руками.
О Творец! Каждый раз, Господи, когда
мне кто-то встречался, о Тебе говорящий,
я старался побольше о нём разузнать,
помогал, становился другом ему.
Я привык упоминания о Тебе покупать
и никогда не продавал их другому.
Так как много раз я упоминания о Тебе покупал
и ни разу их не продал, как нечто иное,
в последний мой час меня выкупи,
ведь Ты — друг тех, кто друзей не имеет. Помоги мне».
Боже, помоги мне в тот миг,
ибо тогда, кроме Тебя, у меня никого и не будет.
Когда мои чистые друзья с кровью в глазах
от моей земли свои руки отнимут,
протяни мне Свою надёжную руку в тот час,
чтобы ухватился я быстро за полу Твоей щедрости[368].

Сулейман и муравей

Когда Сулейман со своими знаниями
в безысходности воззвал к муравью:
«Скажи мне, о ты, который меня изумлённее!
Какая глина в большей мере смешана с горечью?»,
тотчас ему ответил хромой муравей:
«Последний кирпич на тесной могиле.
Когда последний кирпич соединится с землёй,
зарыты, все дочиста, под ним и надежды».
Когда у меня под землёй, о Пречистый,
надежда сорвётся и на Вселенную[369],
и кирпич наконец мне прикроет лицо,
Ты не отворачивай от меня лик Своей Милости.
И пока на этого изумлённого не набросают земли,
ни в коем случае ничего не говори мне в лицо.
Таким образом, ни об одном из многих грехов
Ты в лицо мне не скажешь, о Боже!
Ты — абсолютно Милостив, о Творец!
Оставь все, что было, и — прости.

Абу Сайд в бане

Абу Сайд Майхани был в хамаме[370],
там беспардонный гаэм[371] попался ему.
Собрал он грязь с шейха вплоть до его рук
и выставил её перед глазами шейха.
«О ты, чистая душа, поведай мне,
что такое благородство в этом мире?» — спросил шейха гаэм.
«Спрятать грязь и не показывать её людям —
это и есть благородство», — ответил шейх.
То был достойный ответ гаэму,
от которого тот сразу пал шейху в ноги.
Он признал свою глупость:
шейху стало весело, а гаэм раскаялся.
О Творец, Господь мой, Покровитель!
О Падишах, Заботливый и Прощающий!
Всё благородство людей мира —
лишь капля от моря Твоей щедрости,
ведь в Тебе сила гаэма абсолютна — но лишь по сути[372],
и описать Твоё великодушие вообще нет возможности.
Прости нам нашу наглость и наше бесстыдство
и не показывай нашу грязь нашим глазам.


Еще от автора Аттар
Стихи

Классическая ирано-таджикская поэзия занимает особое место в сокровищнице всемирной литературы. Она не только неисчерпаемый кладезь восточной мудрости, но и хранительница истории Востока.


Тазкират ал-аулийа, или Рассказы о святых

Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.


Рекомендуем почитать
Рубайат Омара Хайяма

Впервые изданный в 1859 г. сборник Rubaiyat of Omar Khayyam познакомил читающую по-английски публику с великим персидским поэтом-суфием и стал классикой английской и мировой литературы. К настоящему времени он является, по мнению специалистов, самым популярным поэтическим произведением, когда-либо написанным на английском языке. Именно написанном — потому что английские стихи «Рубайат» можно назвать переводом только условно, за неимением лучшего слова. Продуманно расположив стихотворения, Фитцджеральд придал им стройную композицию, превратив собрание рубаи в законченную поэму. В тонкой и изящной интерпретации переводчик представил современному читателю, согласуясь с особенностями его восприятия, образы и идеи персидско-таджикских средневековых стихов.


Книга дворцовых интриг. Евнухи у кормила власти в Китае

Эта книга необычна, потому что необычен сам предмет, о котором идет речь. Евнухи! Что мы знаем о них, кроме высказываний, полных недоумения, порой презрения, обычно основанных на незнании или непонимании существа сложного явления. Кто эти люди, как они стали скопцами, какое место они занимали в обществе? В книге речь пойдет о Китае — стране, где институт евнухов существовал много веков. С евнухами были связаны секреты двора, придворные интриги, интимные тайны… Это картины китайской истории, мало известные в самом Китае, и тем более, вне его.


Рассказы о необычайном. Сборник дотанских новелл

В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.


Лирика Древнего Египта

Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.


Когда Ану сотворил небо. Литература Древней Месопотамии

В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.


Средневековые арабские повести и новеллы

В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.