Логика птиц - [69]

Шрифт
Интервал

И тот саван омыл я слезами,
повсюду "увы!" на нём написав.
Когда оденете меня в чистый саван,
споро земле придайте меня.
После этого до Судного Дня облака
ничего не прольют на мой склеп, кроме "увы"».
А знаешь, ради чего столько «увы»?
Потому что комар не может жить в ветре.
Тень ищет соединения с солнцем,
но не найдё никогда, вот тебе и невыполнимое, и беда!
Хотя невозможно это само по себе,
но, кроме мысли о невозможном, у неё нет мысли вообще.
Тот, кто не начал думать об этом,
подыщет ли что-либо более стоящее, чтобы поразмышлять?
Вижу задачу каждый миг усложняющейся,
но разве можно сердце своё избавить от этой задачи?
Кто ещёесть, подобный мне одному, оставшемуся в одиночестве,
утонувшему в море с сухими губами?
Не с кем тайны делить, нет собеседника,
нет сочувствующего и единомышленника.
Не достаёт воли, чтобы кого-либо возвеличивать, —
отнюдь не в этом мраке пребываю в духовном уединении я.
Ни о других, ни о себе я не думаю,
о плохом ли, хорошем — и об этом не думаю.
Не желаю пищи султанов —
и исключено для меня от прислуги получить подзатыльник.
Но не переношу одиночества и на момент,
сердцу даже на миг разлука с людьми не по силам.,
Я в своём состоянии, перевёрнутый, подобен
тому святому, который о себе так рассказал:

Святой при смерти

«Полных тридцать лет, — молвил, уходя, верующий, —
провёл я, не зная себя самого,
пропавши в себе, как Исмаил
в тот миг, когда отец намеревался отрезать ему голову».
Как быть тому, кто провёл целую жизнь
так, как тот момент прожил Исмаил?
Кому известно, как в этом мучительном заключении
провожу я свои ночи и дни?
То свечой горю в ожидании,
то весенним облаком разрыдаюсь.
Тебе легко смотреть на свет от свечи,
не замечая в её верхушке огня.
Тот, кто разглядывает тело извне,
разве когда-либо доберётся до сердца?
На изгибе Твоего чугана я словно шарик, никак
не отличу ногу от головы, а голову — от ноги.
Увы! мне никто не поможет,
растратил я в праздности свою жизнь.
Что проку, что когда-то я мог, но не знал,
ведь когда узнал, то уже было поздно — не смог.
И теперь, кроме дряхлости и бедности,
иного не будет мне выхода.

Мнение знающего

Когда к знатоку веры приблизилась смерть,
он заметил: «Если бы знал я до этого,
что слушание превосходит говорение,
не стал бы тратить жизнь на слова».
Даже если слово блестит, словно золото,
не произнести его — гораздо лучше.
Дело стало судьбой отважных мужчин,
а наш удел — рассуждения, и это — страшное бедствие.
Обладай ты болью веры, подобно мужчине,
доверился бы тому, что скажу я,
хотя и знакомый тебе, но твоему сердцу — чужой,
ведь тебе моя повесть кажется сказкой.
Хотя, впрочем, спи в удобной тебе непокорности,
пока я байку тебе ласково расскажу.
Если Аттар тебе с нежностью поведает басню,
уснёшь ты спокойно! Ибо сон тебе слаще.
Но как много вылили масла в песок!
Сколько драгоценностей надели на шею свинье!
Накрыли этот стол с таким изобилием,
но сколько голодных из-за стола поднялось!
Сколько ни убеждал, нафс не подчинялся.
Сколько ни врачевал его, ом не излечивался.
Раз я ни на что не способен,
умываю я руки и в сторону отхожу.
Тягу к Истине надо испрашивать у Всевышнего,
ибо привить её — дело не для моих рук.
Пока нафс с каждым мигом жиреет,
нет надежды на улучшение положения.
Разнесло его ото всего, им услышанного,
и всё это он проглотил, ни на миг лучше не став.
Пока не умру я, измученный,
он не получит урок, о Боже, спаси!

Суфий видит во сне умершего Шибли

Когда покинул Шибли это негодное место,
некто из благородных увидел его во сне.
Спросил: «О счастливый, как поступил с тобой Истинный?»
«Когда при расчёте мне стало туго, — ответил тот, —
и когда Он увидел, что я себе сильный враг,
и видел мою слабость, отчаяние и беспомощность,
сжалился Он над моей нищетой,
затем простил Он меня Своей милостью».
О Творец, я — нищий Твоей дороги,
подобно хромому муравью в Твоей яме,
сам не знаю, чего же хочу
или где я, кто я, каков я.
Со слабым телом, бездарный, без состояния,
бедный, неспокойный, влюблённый,
сжегший жизнь в крови сердца[365],
ничем за свою жизнь не плативший.
Всё, что делал, было ущербом,
измученным подошёл к концу жизни.
Отдал я сердце, растратил жизнь,
лица моего не осталось, утрачены все понятия.
Я остался ни неверным, ни мусульманином,
я остался озадаченным и измученным, что мне делать?
Застрял в узкой двери,
прикован к стенам темницы воображения.
Открой этому бедняге дверь,
покажи этому несчастному путь.
Если у раба нет ничего на дороге,
не успокоится он никогда от рыданий.
Ты можешь и сжечь его грехи его стоном,
и омыть его чёрную книгу[366]его же слезами.

Вопрос пира, идущего по пути

Шёл по пути некий пир, предводитель,
увидел сонм ангелов.
В большом ходу был там один вид монет,
и ангелы выхватывали их друг у друга.
Шейх спросил ангелов:
«Что за монета, расскажите, в чем дело?»
«О пир пути, — ответила духовная птица, —
шёл здесь некто, заболевший путём,
из чистого сердца его вырвался вздох,
и, проходя, омыл он тёплыми слезами дорогу.
И теперь мы за эти тёплые слёзы и прохладный вздох,
что на пути боли вырвались, друг с другом соперничаем».
О Боже! У меня много стонов и слёз,
если ничего больше нет у меня, хоть это есть точно.
Если положены там слёзы и стоны,

Еще от автора Аттар
Стихи

Классическая ирано-таджикская поэзия занимает особое место в сокровищнице всемирной литературы. Она не только неисчерпаемый кладезь восточной мудрости, но и хранительница истории Востока.


Тазкират ал-аулийа, или Рассказы о святых

Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.


Рекомендуем почитать
Рубайат Омара Хайяма

Впервые изданный в 1859 г. сборник Rubaiyat of Omar Khayyam познакомил читающую по-английски публику с великим персидским поэтом-суфием и стал классикой английской и мировой литературы. К настоящему времени он является, по мнению специалистов, самым популярным поэтическим произведением, когда-либо написанным на английском языке. Именно написанном — потому что английские стихи «Рубайат» можно назвать переводом только условно, за неимением лучшего слова. Продуманно расположив стихотворения, Фитцджеральд придал им стройную композицию, превратив собрание рубаи в законченную поэму. В тонкой и изящной интерпретации переводчик представил современному читателю, согласуясь с особенностями его восприятия, образы и идеи персидско-таджикских средневековых стихов.


Книга дворцовых интриг. Евнухи у кормила власти в Китае

Эта книга необычна, потому что необычен сам предмет, о котором идет речь. Евнухи! Что мы знаем о них, кроме высказываний, полных недоумения, порой презрения, обычно основанных на незнании или непонимании существа сложного явления. Кто эти люди, как они стали скопцами, какое место они занимали в обществе? В книге речь пойдет о Китае — стране, где институт евнухов существовал много веков. С евнухами были связаны секреты двора, придворные интриги, интимные тайны… Это картины китайской истории, мало известные в самом Китае, и тем более, вне его.


Рассказы о необычайном. Сборник дотанских новелл

В сборник вошли новеллы III–VI вв. Тематика их разнообразна: народный анекдот, старинные предания, фантастический эпизод с участием небожителя, бытовая история и др. Новеллы отличаются богатством и оригинальностью сюжета и лаконизмом.


Лирика Древнего Египта

Необыкновенно выразительные, образные и удивительно созвучные современности размышления древних египтян о жизни, любви, смерти, богах, природе, великолепно переведенные ученицей С. Маршака В. Потаповой и не нуждающейся в представлении А. Ахматовой. Издание дополняют вступительная статья, подстрочные переводы и примечания известного советского египтолога И. Кацнельсона.


Когда Ану сотворил небо. Литература Древней Месопотамии

В сборник вошли лучшие образцы вавилоно-ассирийской словесности: знаменитый "Эпос о Гильгамеше", сказание об Атрахасисе, эпическая поэма о Нергале и Эрешкигаль и другие поэмы. "Диалог двух влюбленных", "Разговор господина с рабом", "Вавилонская теодицея", "Сказка о ниппурском бедняке", заклинания-молитвы, заговоры, анналы, надписи, реляции ассирийских царей.


Средневековые арабские повести и новеллы

В сборнике представлены образцы распространенных на средневековом Арабском Востоке анонимных повестей и новелл, входящих в широко известный цикл «1001 ночь». Все включенные в сборник произведения переводятся не по каноническому тексту цикла, а по рукописным вариантам, имевшим хождение на Востоке.