Логика птиц - [55]

Свет очей моих! Душа моя,

о Мухаммад, будь ласков с отцом,

хоть слово скажи». «Где слово? — произнёс тот, —

Где Мухаммад, где сын? И кто-либо — где?»

Вымолвив это, он умер, и всё.

Гляди же, о ты, осведомлённый идущий,

где Мухаммад и где Адам,

где Адам и потомки его,

где целого и частностей имена.

Где земля, где горы с морями, где небо,

где фея, где дьявол и человек, где ангел.

Где сейчас те сотни тысяч ходивших по земле тел,

те сотни тысяч чистых душ — где сейчас?

Свиваясь от мук смертного часа,

где найти человека, душу и тело, всё, что есть, и всё, чего нет?

Если взять оба мира, и даже в сто раз более этого,

протереть и просеять всё, что есть взятого,

то, когда проявится для тебя дом с лабиринтом[329],

ничего у тебя в решете не останется.

Мнение Йусуфа Хамадани о бытии

Иусуф Хамадани, знаток пути,

с чистым сердцем и просвещённой душой,

говорил: «Веками живут, чтоб подниматься до Высочайшего Трона,

затем вновь спускаться к покрытому трону.

Но всё, что было, что есть и что будет,

и добро, и зло, и всё до крупицы,

всё это — только капля от моря существования,

а бытие есть дитя небытия. И что же дальше?..»

Не так эта стоянка проста, о умник,

из-за твоей недалёкости она простой кажется.

Даже если кровь твоего сердца путь сделает морем,

ты дальше своей текущей стоянки не сдвинешься.

Если у тебя каждый шаг по пути был размером с вселенную,

вглядись-ка: всё это было твоим первым шагом.

Ни один идущий конца дороги не видел,

от этой боли излечения никто не нашёл.

Если крепко стоишь, словно камень,

то будешь либо мертвецом, либо тушей.

Если ты бегун, не останавливающийся никогда,

то удара в колокол не услышишь до наступления вечности.

Тебе не уйти, тебе не остаться,

и нет пользы ни в смерти твоей, ни в рождении твоём.

Где ж твоя выгода, раз у тебя непомерные трудности?

Что проку в тебе, если сложны дела у тебя, и нет мастера?

Жди и терпи, о молчаливый,

прекрати хотеть всё понять, но тем не менее стремись к пониманию.

Брось делишки свои, трудиться начни.

Не считай тобою сделанное значимым, но многое делай.

Пусть будет у тебя результат в форме дел этих,

на тот случай, если они имеют значение,

а если дела веса там не имеют,

у тебя будет избыток времени, чтобы ими заняться.

Отставь заботы свои.

Это означает «сделать и не сделать»,

ибо не распознаешь ты дело. Его «знать» нет возможности:

чтобы узнать работу, надо ею заняться.

Смотри на состоятельность, но взгляни и на самодостаточность,

неважно, о весёлом поёшь ты или плачешь о грустном[330].

Молния состоятельности сюда так ударила,

что от её удара сгорела сотня миров.

Сотня миров рухнула здесь на землю,

но и вообще без мира на этой стоянке не страшно.

Простоватый мудрец

Встречал ли ты того недалёкого астролога[331],

что кладёт перед собой доску с песком,

А затем её покрывает узорами?

Рисует он планеты и звезды,

показывает небо и землю,

объясняя их положение, исходя из того иль другого.

Он показывает светила, зодиакальные знаки,

изображает упадок и возвышение,

указывает на беду или счастье,

рисует дом смерти или рождения.

Завершив с определением счастья и бед,

берёт доску, а затем

ссыпает песок, словно не было и в помине

всех этих орнаментов и узоров.

Облик лабиринта этой вселенной

подобен узорам на том песке.

Ты не вынесешь всё это, выбери уголок,

поменьше крутись вокруг этого[332], сиди в уголке.

Здесь стали женщинами все мужчины,

ибо признаки обоих миров тут потеряны.

Но если тебе не под силу идти этим путём,

то будь ты даже огромен, словно гора, твой реальный

вес — вес шелухи.

Отказ святого

Говорят, когда перед настоящим мужем из людей тайн

приподнялся занавес тайного мира,

раздался голос: «О предводитель, немедленно

пожелай и бери, что захочешь».

«Я видел, что пророки, — ответил тот, —

постоянно были в беде.

Если было много несчастий и страданий,

всё это на пути их оказывалось.

Не нужны мне ни возвеличивания, ни унижения,

уж лучше оставь меня в моём бессилии.

Раз доля даже великих — боль и мучение,

разве допустимо для незначительных иметь сокровище?

Пророки начали дело, всех будоража[333],

но я на их месте не выдержу, отстань от меня!»

Все, что от души я рассказываю — бесполезно,

проку не будет, если тебе — не до этого дела,

хотя ты — упавший в море опасности,

упавший, вдобавок, пузырём пены, перевернутым на спину[334].

А знай ты о ките, что на дне,

вообще не захотел бы пройти этот путь?

Сначала разволнуешься от разыгравшегося воображения,

но вот когда упадёшь, душа твоя выдержит ли?

Муха и мёд

Летевшая в поисках еды муха

в стороне заметила ульи.

Почуяв мёд, пришла муха в восторг.

«Где тот благородный, — крикнула муха, —

что возьмёт у бедняги овсяное зёрнышко

и за это бросит меня внутрь улья,

чтобы мне вкусить плод с "ветки соединения"?

Как хорошо бы в меду оказаться!»

Нашёлся некто, дал мухе вход,

пустил её в улей за овсяное зёрнышко.

Как только муха мёда коснулась,

её лапки в нём и увязли.

Её движения ослабели,

от усилий она только крепче влипала.

«Зло меня подвело, — закричала она, —

и гибельней яда мёд для меня оказался!

Отдала одну овсинку, теперь две отдам,

лишь бы выбраться из этой беды».

В этом поле отвлекаться и на миг не положено.

Только зрелый мужчина в этом поле пройдёт.

О ты, сердце, уже долго ты мечешься,