Логика птиц - [36]

Шрифт
Интервал

даже заботиться о семье она не могла.
Наконец-то смерть о ней вспомнила,
пришла и развеяла её пепел по ветру.
Чтобы ты знал: от смерти никто
не сбежит, трюки здесь не спасут.
Во всём мире никого не найти, кто от смерти сбежит,
от неё нет защиты, и это — странно.
Хотя смерть беспощадна, груба,
необходимо размягчить[219] её шею.
Да, у нас много хлопот и забот,
но нет дела сложней и серьёзнее этого.

Идущий за гробом отца

Перед гробом отца шел сын и,
оплакивая его, восклицал: «О отец,
дня, столь мне душу изранившего,
я в своей жизни не видывал!»
«Это твой отец, — обронил некий суфий, —
никогда не видывал подобного дня».
Беда — это не то, что с сыном произошло,
беда — это то, что случилось с отцом.
О ты, на свет явившийся без головы и без ног[220]
и проходящий с прахом на голове[221].
Если даже станешь государем,
при уходе в твоих руках только ветер останется. '

Смерть флейтиста

Когда подошёл час флейтиста,
спросил его некто: «О ты, охваченный тайной!
Что переживаешь ты в этот час?»
«Описать не могу своё состояние, — ответил тот, —
вся жизнь ушла с ветром[222],
наконец земле себя отдал — и всё...»
От смерти нет лекарств, кроме смерти,
и листья опадут наконец-то печально.
Мы все родились, чтоб умирать,
не остается нам жизни, но хотим мы ее.
Правившие миром
теперь прах под землёй.
В небеса бросавшие копья
быстро в гробницах превратились в ничто.
Все спят под землёй,
и даже не спят, а в волнении[223].
Смотри, какой трудный путь эта смерть,
первой стоянкой которой является гроб.
Если бы знал ты о горечи смерти,
твоя сладкая душа перевернулась бы.

Иса и кувшин

Иса однажды воду пил из реки,
что на вкус была приятней напитка из роз.
Иса из кувшина напился и отошёл.
Некто за ним наполнил кувшин, выпил и удалился.
Но, ощутив горечь во рту той воды,
возвратился он и встал, удивлённый.
«Вода в кувшине ведь из этой реки,
в чём тайна, о Боже?» — он так восклицал. —
Почему вода из кувшина горька,
а в реке — слаще мёда?..»
Заговорил вдруг кувшин, стоя перед Исой:
«О Иса! Я — старый мужчина.
Тысячу раз под этим небом
был я кувшином и глубоким, и мелким,
если тысячу раз сделать кувшин из меня,
кроме горечи смерти, ничего внутри не останется.
От горечи смерти вода в моих стенках
всегда такая несладкая».
Услышь тайну кувшина, о ты, легкомысленный!
Прекрати быть глупцом из-за неведения.
Потерял ты себя, о взыскующий тайну,
ищи её перед тем, как умрёшь.
Если живым не найдёшь себя ты,
то, умерев, найдёшь ли ты тайну?
Если ты трезвым не знаешь себя,
и в посмертии следов от тебя не останется.
Живущий, но тайну не знающий, — исчез как мертвец.
Родился он человеком, однако стал нелюдыо.

О Сократе

Говорят, когда наступал час Сократа,
Спросил его ученик: «О учитель!
Как тебя омывать, как в саван одеть?
Где похоронить нам тебя?»
«О юноша! Если найдёшь ты меня, — ответил Сократ, —
схорони, где угодно, да и дело с концом.
В живых я за долгую жизнь себя не нашёл,
Неужели среди мёртвых найдёшь ты меня?
Ухожу я так, что в час ухода
нет понимания, куда ухожу, размером и с кончик волоса».

Довод десятой птицы

«О ты, добродетельный! — сказала другая. —
Моё желание не исполнялось никогда ни на миг!
Я жизнь в горестях провела,
терпя нужду в этом мире.
В моём окровавленном сердце столько горечи,
что каждая моя частица в трауре.
Всегда была поражена своею беспомощностью,
назови неверной, если когда-либо радовалась.
Устала я от стольких скорбей своих,
можно ли выступить в путь в таком состоянии?
Не накопи я столько печалей,
возрадовалось бы сердце моё этому странствию.
Но раз есть сердце, полное крови, что делать?
Я всё открыла тебе, что теперь делать?»

Ответ Удода

«О ты, прилетевшая безумной от гордости! — сказал Удод. -
В торговле утонула ты с головой.
Неудача и успех в этом мире
слишком быстро проходят.
Если займёшь ты себя этим мгновением,
считай, что из жизни твоей оно выпало.
Раз мир преходящ, и ты пройди мимо,
брось его, не гляди на него.
Знай: всё, что не вечно,
нельзя полюбить, оно — не живое».

Суфий и напиток

Жил некогда знаток пути, влиятельный, чудный душой.
Он никогда не трогал щербета[224], из рук людей взятого.
«О ты, близкий к Хазрату[225], — некто спросил, —
почему отказываешься брать те напитки?»
«Я вижу того, кто над моей головой, — был ответ, —
и как он опережает меня, бросаясь к щербету.
С таким человеком, стоящим надо мной,
щербет, если я выпью его, ядом мне будет».
Если ум и совесть на месте — уже не вкусен щербет,
не освежает он, а поджигает.
Все, что устойчиво лишь на коротенький миг,
пол-ячменя не стоит, даже если это сотня миров.
Ради одного мига удовольствия, которого нет,
надо ли вставать на основание, которого нет?
Если ты гордишься своими желаниями,
смотри, не спутай их с желанием нафса.

Падишах и мавр

Один падишах с благородными манерами
своему мавру однажды дал фрукт.
Мавр ел с таким удовольствием,
словно в жизни ничего вкуснее не пробовал.
Видя, как мавр наслаждается,
и падишах пожелал фрукта попробовать.
«Передай-ка мне половину, о мавр! — сказал падишах. —
Ибо ешь ты с заразительным удовольствием».
Мавр передал фрукт падишаху, а тот,
отведав, нахмурился: горьким был фрукт.
«О мавр, никто так не поступил бы, — сказал падишах. —
Кто же с таким наслаждением ест горечь такую?»

Еще от автора Аттар
Тазкират ал-аулийа, или Рассказы о святых

Аттар, звезда на духовном небосклоне Востока, родился и жил в Нишапуре (Иран). Он был посвящен в суфийское учение шейхом Мухд ад-дином, известным ученым из Багдада. Этот город в то время был самым важным центром суфизма и средоточием теологии, права, философии и литературы. Выбрав жизнь, заключенную в постоянном духовном поиске, Аттар стал аскетом и подверг себя тяжелым лишениям. За это он получил благословение, обрел высокий духовный опыт и научился входить в состояние экстаза; слава о нем распространилась повсюду.


Стихи

Классическая ирано-таджикская поэзия занимает особое место в сокровищнице всемирной литературы. Она не только неисчерпаемый кладезь восточной мудрости, но и хранительница истории Востока.


Рекомендуем почитать
Египетская мифология

Любой народ, любая эпоха по-своему пытаются объяснить окружающий мир, смысл жизни, выработать некую иерархию ценностей, - и создают свою мифологию. В египетской мифологии поэтичность доминирует над реальностью. Системный свод древнеегипетских мифов и легенд в литературно-художественном пересказе И.В.Рака продолжает традицию отечественных популярных изданий, посвященных наиболее значительным мифологиям Древнего мира, - Двуречья, Греции и Рима, Китая, Индии, Ирана.


Саладин Победитель Крестоносцев

Эта книга — о Салах ад-Дине, кто был благочестием (Салах) этого мира и веры (ад-Дин), о бесстрашном воителе, освободившем Святой Город от чужеземных завоевателей, о мудром и образованном правителе мусульман.


Счастливая соломинка

Японская культура так же своеобразна, как и природа Японии, философской эстетике которой посвящены жизнь и быт японцев. И наиболее полно восточная философия отражена в сказочных жанрах. В сборник японских сказок «Счастливая соломинка» в переводе Веры Марковой вошли и героические сказки-легенды, и полные чудес сказки о фантастических существах, и бытовые шуточные сказки, а также сказки о животных. Особое место занимает самый любимый в народе жанр – философские и сатирические сказки-притчи.


Нефритовая Гуаньинь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Новые записи Ци Се, или О чем не говорил Конфуций

Вашему вниманию предлагается перевод и исследование сборника коротких рассказов и заметок в жанре бицзи, принадлежащего перу известного китайского литератора XVIII века Юань Мэя.Рассматриваемая коллекция рассказов и заметок Юань Мэя известна под двумя названиями: "О чем не говорил Конфуций" (Цзы бу юй) и "Новые [записи] Ци Се" (Синь Ци Се). Первоначально Юань Мэй назвал свой сборник "О чем не говорил Конфуции", но, узнав, что под этим названием выпустил сборник рассказов один писатель, живший при династии Юань, изменил наименование своей коллекции на "Новые [записи] Ци Се".Из 1023 произведений, включенных Юань Мэем в коллекцию, 937 так или иначе связаны с темой сверхъестественного.


Приключения четырех дервишей

ББК 84 Тадж. 1 Тадж 1П 75Приключения четырех дервишей (народное) — Пер. с тадж. С. Ховари. — Душанбе: «Ирфон», 1986. — 192 с.Когда великий суфийский учитель тринадцатого столетия Низамуддин Аулийя был болен, эта аллегория была рассказана ему его учеником Амиром Хисравом, выдающимся персидским поэтом. Исцелившись, Низамуддин благословил книгу, и с тех пор считается, что пересказ этой истории может помочь восстановить здоровье. Аллегорические измерения, которые содержатся в «Приключениях четырех дервишей», являются частью обучающей системы, предназначенной для того, чтобы подготовить ум к духовному развитию.Четверо дервишей, встретившиеся по воле рока, коротают ночь, рассказывая о своих приключениях.